— Нас убьют?
Я пожала плечами:
— Не знаю, вряд ли. Ах, да что уж вилять?! Вполне могут и убить!
— Могут, — вдруг донесся голос из глубины фуры. От дальней стенки отделилась размытая фигура и, пошатываясь, приблизилась к нам. — Эти сволочи на все могут пойти. Вот как свела нас судьба!.. — почти что словами из песни заговорил невесть откуда взявшийся человек, и я с удивлением узнала в нем… лейтенанта Голокопытенко. Вот уж кого я менее всего ожидала увидеть здесь!
— Володя! — выговорила я. — Вы что тут делаете?
— Тот же вопрос я мог бы задать и вам. Что касается меня, то я провожу оперативное мероприятие. Только занесло меня с ним, кажется, к черту на кулички. Где мы?
— В Москве, — коротко ответила я.
Голокопытенко издал короткий гортанный возглас:
— А… Надо же… — выдохнул он затем. — Значит, они прямо с дачи, что около Синеньких, дунули на грузовике до Москвы? Лихо, ничего не скажешь. Они, кстати, даже не знают, что я здесь. Женя, а кто там у нас за рулем? В кабине вообще?
— Трое.
— А среди них есть Мусагиров?
Федор Николаевич вскинул голову. Я уверенно ответила:
— Киллер, убивший Павлова? У него удивительная выдержка и удивительная наглость. Да, он там. Я его вспомнила. Фото из досье плюс… Ведь я его уже видела… ну там, в подъезде Павлова… в роли алкаша.
* * *
Говорить было не о чем, да и никто из нас особенно и не выражал желания беседовать. Даже невесть откуда взявшийся Голокопытенко не собирался рассказывать, как он попал в «КамАЗ». Впрочем, даже при скуднейшем освещении в фуре — две полосы света, просачивающиеся сквозь то же количество щелей, — я заметила, что выглядит он дурно: помят, а руки испачканы кровью. По всей видимости — его собственной кровью, тем более что к плечу лейтенанта прилипла окровавленная же вата.
Везли нас недолго. Я услышала глухой шум открываемых ворот, чьи-то голоса, а потом прогремел мощный бас с украинским акцентом:
— Проезжай, що вылупывся!
«КамАЗ» остановился, и через несколько минут залязгал засов. Нас отпирали.
— Выходите! — донесся голос Мусагирова.
Я, щуря глаза, спрыгнула на землю. За мной, пошатываясь, появился Федор Николаевич.
— Где мы? — пробормотал он.
— Не спеши, на тот свет всегда успеешь попасть, — усмехнулся Мусагиров. — А пока что вам крупно повезло. — Последовал судорожный вздох Нуньес-Гарсии. — Я бы вас сразу в расход пустил, но, на ваше счастье, в Москве босс оказался. И он хочет вас обоих видеть. — Послышался еще один судорожный вздох моего незадачливого клиента.
Лейтенант Голокопытенко, о наличии которого в грузовике никто из бандитов не догадывался, вовремя спрятался и потому остался в «КамАЗе». Ни я, ни Федор Николаевич не придали этому значения. Не до того было.
Директор тарасовского цирка, с его-то скептическим отношением к лейтенанту, едва ли мог предположить, что тот способен как-то помочь. И я об этом не подумала. А зря, как оказалось потом. Но все по порядку.
Выйдя из машины, я огляделась. Мы находились в закрытом дворе, напоминавшем территорию какой-нибудь базы или склада. Территория была обнесена оградой, состряпанной из железных столбов и железобетонных плит. Выглядело неряшливо, особенно если учесть, что почти повсеместно к ограде лепились различные низкие постройки.
Главный корпус «овощной базы», как я условно поименовала про себя место, где нас угораздило оказаться, выглядел буквой П. Вход в двухэтажное здание находился в верхней перекладине этой гигантской кирпичной буквы.
— Па-ашли! — прикрикнул на нас человек с седеющими волнистыми волосами и красным клоунским носом, и я как-то с усилием припомнила, что это и есть предшественник Федора Николаевича на посту директора цирка — господин Тлисов. Господи, где тарасовский отдел культуры подбирает такие чудные кадры для администрации цирка?
Я еще раз мельком огляделась и поняла, что рыпаться совершенно бесполезно. Даже если бы я была одна, все равно и мне, будучи безоружной, удрать из закрытого дво — ра, не нарвавшись при этом на пулю, вряд ли возможно. Да что говорить — шансы практически равны нулю.
Привели нас в весьма просторное помещение на первом этаже. И находилось в этом помещении на удивление много народу. Среди них я узнала двоих — тех, кого видела на трассе Тарасов — Пенза. Они были с горбоносым Павлом — здоровяк и тип с лошадиным лицом. Последний мрачно протянул:
— Со свиданьицем! А ты небось думала, что мы тебя не нароем?
— Молчи, — протянулся голос от дальней стены. Повернувшись на голос, я увидела тяжело развалившегося в кресле толстого человека. Настолько толстого, что казалось, будто даже в кресле он сидел с усилием. У него была плоская, сжатая с боков голова, совершенно не сочетавшаяся с линией тучных плеч, при полном отсутствии шеи и с тяжелыми складками щек. Глаза были узкими, и их темные прорези сочились тяжелым, без примеси иронии, желчным любопытством. Лицо — припухлое, желтоватого оттенка, нос коротенький, вздернутый, бульдожий. Лет ему могло оказаться сколько угодно — от тридцати пяти до шестидесяти, тем более что он был сильно лыс и вместо волос имел на голове нечто вроде нимба у святых — прости меня, господи, за такое сравнение, — реденькие светлые вьющиеся волосики образовали подобие ореола.
Я поняла, что это и есть Киврин — пресловутый Мандарин. Видеть мне его до сих пор не приходилось, да и не много я потеряла, что и говорить. А вот слышала я о нем много. И таких вот милых законопослушных граждан освобождают из мест заключения по амнистии? А потом еще жалуются на очередной всплеск преступности!
— Ну-с, — протянул Киврин, — дай-ка я на тебя взгляну-то. Значит, это ты угрохала Пашу, брата Мусы? Ну, чего уж отворачиваться? Хороша, хороша.
— А я и не отворачиваюсь, — спокойно сказала я. — Нет, не отворачиваюсь, господин Киврин. Наверное, вы нам хотели сказать, что мы не жильцы?
Тот рассмеялся. Смеялся Мандарин тоже своеобразно — отдельными отрывистыми звуками, отчетливо обособленными один от другого. Вот так примерно: «Хе…хе. Хе».
— Ну куда ты спешишь-то? — отозвался он. — Не маленькая, сама должна знать пословицу: «Поспешишь — людей насмешишь». Я совсем не собираюсь тебя убивать. Я вот тут навел про тебя справочки. Да и ребята, — он кивнул на недавних дорожных моих знакомцев, простреливших покрышку Мигунову и едва не захвативших нас, — порассказали о тебе много хорошего. Впрочем, что с них возьмешь? Они болваны. А ты интересная штучка, и без хозяина. Хочешь получить очень перспективную и очень высокооплачиваемую работу?
— На вас, что ли, работать?
— А почему нет? Я, между прочим, предлагаю хороший выход из твоего не ахти какого положения. Ты, Женя, я так понимаю, в теме, уже наслышана о деле покойного Тройного с поставками наркоты в Москву и за рубеж. Это они с Кабаргиным ловко удумали. Хе-хе. Хе. Только теперь дело перешло под меня. Все концы — вот в этой руке! — И он, шумно дыша, поднял толстую веснушчатую ручищу со сжатыми в кулак сосисочными пальцами на уровень глаз. — Тройной не свою поляну взялся окучивать, вот и поплатился. Не учел он, что меня могут по амнистии выпустить. Да ладно, о покойниках дурно не говорят. Все мы, если покопаться, гниды приличные.