— Винанда? Он очень наивный человек. Достаточно наивный, чтобы считать, что людьми движут главным образом деньги.
— Ты не такой, Эллсворт. Ты честный человек. Именно поэтому я верю тебе. Это всё, что у меня осталось. Если я перестану верить в тебя, у меня не останется ничего… нигде.
— Спасибо, Питер. Очень мило с твоей стороны. Несколько истерично, но мило.
— Эллсворт… ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.
— Да.
— Вот видишь, поэтому я и не могу понять.
— Чего?
Он должен сказать. Он не хотел это говорить, что бы ни случилось, но теперь должен сказать.
— Эллсворт, почему ты игнорируешь меня? Почему больше не пишешь обо мне? Почему всегда в твоих статьях, везде — в любом заказе, который ты можешь устроить, — только Гэс Уэбб?
— Но, Питер, почему бы и нет?
— Но… я…
— Жаль, что ты меня совсем не понял. За все эти годы ты так и не разобрался, какими принципами я руководствуюсь. Я не верю в индивидуализм, Питер. В незаменимых людей не верю. Я считаю, что мы все равны и взаимозаменяемы. Положение, которое сегодня занимаешь ты, завтра может занять кто-то другой — любой. Уравнительное чередование. Разве не об этом я всегда говорил? Почему, ты думаешь, я выбрал тебя? Почему помог тебе стать тем, кем ты стал? Чтобы защитить нашу сферу деятельности от людей, которые незаменимы. Чтобы дать шанс в этом мире Гэсам Уэббам. Почему, ты думаешь, я боролся с такими людьми, как, например, Говард Рорк?
Китинга будто ударили, ему показалось, будто что-то плоское и тяжёлое рухнуло ему на голову и она сейчас посинеет, почернеет и разбухнет; он ничего не чувствовал, кроме тупого оцепенения. Обрывки мыслей, которые мелькали у него в голове, позволили ему понять, что услышанные идеи высоконравственны. Он всегда их принимал, и поэтому ничего дурного с ним не случится, в них нет ничего дурного. Глаза Тухи, тёмные, нежно-доброжелательные, смотрели прямо на него. Может быть, позже… позже он узнает… Но что-то сверлило его мозг, застряло в нём занозой. И он понял. Имя.
И хотя его единственной надеждой было расположение Тухи, с ним происходило что-то необъяснимое, он наклонился вперёд, он хотел причинить Тухи боль, его губы скривились в улыбке, обнажив зубы.
— Но ты потерпел фиаско, Эллсворт. Посмотри, кто он сейчас — Говард Рорк.
— О Господи, как скучно с людьми, обречёнными понимать лишь очевидное. Ты совершенно не понимаешь главного, Питер. Ты мыслишь лишь в категориях личности. Ты действительно полагаешь, что у меня нет другой миссии в жизни, кроме беспокойства об особой судьбе твоего Говарда Рорка? Мистер Рорк только деталь среди многих других. Я занимался им, когда мне было нужно. Занимаюсь и сейчас, хотя и опосредованно. Признаюсь даже, что мистер Говард Рорк — большое искушение для меня. Временами я понимаю, что будет очень жаль, если мы больше не столкнёмся лично, потому что в этом может не оказаться надобности. Когда целиком сосредоточен на главном, Питер, это освобождает от необходимости заниматься личностями.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что можно придерживаться одной из двух методик. Можно посвятить жизнь выдёргиванию каждого сорняка, как только он вырастает, — и не хватит десяти жизней, чтобы завершить дело. А можно так подготовить почву, разбрасывая специальные химикаты, что сорняки просто не смогут на ней расти. И последний метод надёжнее. Я говорю «сорняки», поскольку это привычный символ, он не испугает тебя. Та же технология применима к любым другим растениям, от которых хотелось бы избавиться: гречихе, картофелю, апельсинам, орхидеям или вьюнкам.
— Эллсворт, я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Конечно, не понимаешь. В этом моё преимущество. Каждый Божий день я говорю об этом публично — и никто не понимает.
— Ты слышал, что Говард Рорк строит дом для Гейла Винанда?
— Питер, дорогой, ты думаешь, я ждал, пока ты сообщишь мне эту новость?
— Ну и как это тебе нравится?
— А почему это должно мне нравиться или не нравиться?
— А ты знаешь, что Рорк и Винанд закадычные друзья? И ещё какие, насколько мне известно! Ты знаешь, как может повести себя Винанд. Знаешь, что он может сделать с Рорком. Попытайся остановить Рорка, немедленно! Останови его! Ты должен…
Он задохнулся и замолчал, уставившись на голые лодыжки Тухи, которые виднелись между краями штанин и меховой оторочкой домашних туфель. Он никогда не видел тела Тухи; ему никогда не приходило в голову, что у Тухи есть тело. В этой лодыжке была какая-то непристойность — белая с синеватым оттенком кожа обтягивала слишком хрупкие кости. Это напоминало куриные хрящики, оставшиеся на тарелке после обеда; дотронься до них без всякого усилия, и они сломаются. Ему захотелось протянуть руку, стиснуть лодыжку большим и указательным пальцами и стряхнуть обломки на пол.
— Эллсворт, я пришёл поговорить о Кортландте. — Китинг не мог оторвать глаз от лодыжки. Он надеялся, что слова помогут ему.
— Не кричи так. Что с тобой?.. Кортландт? Ну, так что же ты хочешь?
От удивления он поднял глаза. Тухи невинно ждал.
— Я хочу получить Кортландт, — сказал он, голос его звучал глухо. — Хочу, чтобы ты отдал этот проект мне.
— Почему я должен отдать его тебе?
Китинг не ответил. Если бы он сказал сейчас: «Ты же писал, что я самый значительный из ныне живущих архитекторов», дальнейшее только доказало бы, что Тухи так больше не думает. Он не рискнул услышать это. Он пристально смотрел на два чёрных волоска на лодыжке Тухи; он ясно видел их: один — прямой, другой — причудливо завившийся. После долгого молчания он сказал:
— Потому что мне это очень нужно, Эллсворт.
— Я знаю.
Больше сказать было нечего. Тухи поднял ноги, располагаясь поудобнее на диване.
— Сядь, Питер. Ты похож на горгулью. — Китинг не шевельнулся. — С чего ты взял, что выбор архитектора Кортландта зависит от меня?
Китинг поднял голову. Он ощутил облегчение. Он вбил себе в голову, что всё зависит только от Тухи, и тем самым обидел его; в том-то всё и дело, только в этом.
— Как же, я полагаю… мне сказали, что от тебя многое зависит… среди тех людей… и в Вашингтоне… и в других местах…
— Сугубо в неофициальном качестве, нечто вроде эксперта в архитектуре. Не более.
— Да, разумеется… Это… я и имел в виду.
— Я могу порекомендовать архитектора. И только. Я не могу ничего гарантировать. Моё слово не последнее.
— Только это мне и нужно, Эллсворт. Твоя рекомендация.
— Но, Питер, если я кого-то рекомендую, у меня должны быть для этого веские основания. Я не могу использовать влияние, которое у меня, возможно, имеется, чтобы протолкнуть своего друга, правда?
Китинг смотрел на его халат и думал: пуховки для пудры, почему пуховки? Вот что мне мешает, пусть он хотя бы снял этот халат.