— Ну, как вам сказать, — замялась я, ожидая, что соседка Тищенко расскажет мне подробности.
— Это вы напрасно. Нервный срыв у Лидии случился после пожара в доме-интернате для одиноких граждан, где она тогда работала. На ее глазах люди горели заживо и задыхались от едкого дыма, а она ничего сделать не могла. Не бросаться же самой в пламя? Что с Виталиком будет, коли ее не станет? Анна Степановна уже не молода, два инфаркта за плечами… А на сестру надежда маленькая, у той своих трое, и все от разных мужей… Что-то меня не туда понесло, — спохватилась Римма Игнатьевна. — Если вас здоровье Лидочки интересует, то я вам так скажу — с ним у нее сейчас все в порядке. У нас тут в соседней парадной батюшка живет, отец Ермолай, так вот он помог Лиде справиться с потрясением. Она в церковь ходить стала, и Виталика иногда с собой берет… Он там вначале криком кричал, а после причастия успокоился…
— Вот вы сказали, «после потрясения». А что именно вы имели в виду? — уточнила я.
— Разве я не ясно выразилась? — Римма Игнатьевна взглянула на настенные часы.
— Вероятно, я что-то упустила в нашем разговоре. Мне хотелось бы все-таки у вас уточнить, с каким потрясением отец Ермолай помог справиться Лидии Михайловне — с осознанием того, что Виталик серьезно болен, с разводом или…
— Да про пожар я говорила! — всплеснула руками моя собеседница. — Лида так близко к сердцу приняла эту трагедию! Знаете, она ведь поначалу едва ли не каждые выходные на кладбище ездила, где тех горемык похоронили, сейчас уже реже, но все равно бывает там. Больше ведь ухаживать за могилами погибших в том пожаре некому — они совсем одинокими были. Галина, прошу прощения, мне в поликлинику пора собираться.
— Не буду вас задерживать. — Я поднялась с дивана и направилась в прихожую.
— Надеюсь, вы поняли, что Виталик окружен дома теплом и заботой? — спросила меня напоследок Римма Игнатьевна.
— Да, я это поняла. Спасибо, что согласились со мной побеседовать.
— Если бы мне не надо было уходить, мы могли бы еще потолковать, но я боюсь опоздать к окулисту. Он принимает строго по записи. — Женщина открыла мне дверь.
— До свидания! — попрощалась я.
Теперь я могла себе представить, что заставило Лиду пойти на сделку со своей совестью, когда она согласилась вводить старикам нелицензированный препарат. Ей нужны были деньги на лекарства для тяжелобольного сына. Мотивация Тищенко была мне понятна. И в огонь она не лезла, потому что боялась, как бы Виталик не стал сиротой. Но ведь она могла предотвратить пожар, например рассказав о планах Анисимовой полиции… Скорее всего, Тищенко испугалась, что тогда всплывут ее собственные грехи… У меня не было оправданий для этой женщины. Это по ее вине умерли пять стариков, которым она вводила кардипол. А потом еще восемь человек сгорели в огне. Но я не знала, как ее наказать. Лида была нужна своему сыну. Здоровая. И физически, и психически…
Я села в машину и уже собиралась поехать на север Горовска, где проживал Нефедов, но тут зазвонил мой мобильник.
— Алло! — ответила я.
— Полина, это Ева. Тут такое дело… Я все же решила сходить к Нечаевой, потому что она не ответила на мои звонки — ни на домашний, ни на мобильный. На мой стук в дверь она тоже не отреагировала, — тревожно говорила Алинкина соседка. — Войти в ее квартиру мне не удалось — дверь заблокирована изнутри. Сначала я хотела позвонить в полицию, но потом подумала, что они такие вандалы — сломают дверь, а кто ее потом будет чинить? Муж посоветовал вызвать спасателей, сказав, что парни из МЧС могут проникнуть в квартиру через окно… Если оно открыто. Я вышла на улицу и посмотрела, что с Алинкиными окнами. Они оказались все наглухо закрыты и зашторены! Придется разбивать стеклопакет. Короче, я решила с тобой посоветоваться, что мне делать?
— Ева, я уже еду к тебе. Минут через десять буду на месте.
— Жду, может, мы вместе что-нибудь придумаем, — умеренно-оптимистично произнесла Ева и отключила связь.
Молчание моей подруги меня сильно настораживало. Как бы она не наложила на себя руки от безысходности. Если разобраться, то ей хронически не везло в личной жизни. Сначала у нее были слишком завышенные требования к своим партнерам. Она загадала себе идеального мужчину, но постепенно пришла к выводу, что его в природе не существует. Тогда Нечаева попыталась дотянуть новых бойфрендов до своих идеалов, маниакально работая над их манерами, привычками и характером. Эта кропотливая работа тоже не увенчалась успехом. Мужчины не выдерживали такого прессинга с ее стороны и исчезали, некоторые даже не прощаясь с ней навсегда — просто уходили на работу, меняли симки в своем мобильном, адреса электронной почты, явки, пароли, точнее, ПИН-коды банковских карт, оставленных в ее распоряжение. В результате Алина теряла с ними всякую связь. Несколько раз попав в аналогичную ситуацию, моя подруга поняла, что переделать кого-либо на свой лад ей все же не удастся, а значит, надо меняться самой. Она снизила планку своих требований к представителям противоположного пола, научилась кулинарным азам, полюбила футбол и рыбалку, но и это не помогло. Ее личная жизнь по-прежнему не клеилась — она не могла удержать ни одного мужчину в пределах своей орбиты дольше двух месяцев. А тут еще Нечаевой отказали в визе в Испанию, где живет ее мама, по той простой причине, что она может захотеть остаться там навсегда, поскольку в России ее ничто не держит. Вот если бы здесь у нее были муж, дети… Короче, испанцы ударили мою подругу по самому больному месту. Я думала, что Алина сильная, что она все выдержит, но, похоже, переоценила ее потенциал. Она впала в депрессию. Хорошо, если дело не дошло до суицида.
Срезав путь через проходной двор, я подъехала к нечаевскому дому через пять минут после тревожного звонка Евы. Она встречала меня у парадной.
— Вот видишь? — кивнула Ева на Алинкины окна. — Все глухо как в танке.
— Вижу.
* * *
Мы поднялись на Алинкин этаж. Ева достала из кармана ключи, всунула один из них в замочную скважину и безуспешно попыталась его повернуть.
— Вот видишь, не двигается? Значит, внутри стоит другой ключ.
— Давай позвоним. — Я нажала на кнопку звонка и долго не отпускала палец.
— Все это бесполезно. Надо вызывать полицию. Ладно, пусть ломают дверь, мой муж как-нибудь ее починит. А заодно и «Скорую помощь». Меня одолевают самые мрачные предчувствия…
— Меня тоже. — Я отняла от кнопки затекший палец и полезла в сумку за мобильником.
Дверь неожиданно отворилась, и перед нами предстала Алина, растрепанная и заспанная.
— Вы что, обалдели? — спросила она, смачно зевнув. — Трезвоните так, будто пожар. Поспать даже не дали…
— Ты молчишь, и мы за тебя переживаем, — объяснила ей ситуацию Ева.
— Переживаете? С какой стати? — удивилась Не-чаева, продолжая разговаривать с нами через порог.
Соседка досадливо махнула рукой — мол, разбирайтесь здесь сами, а я в этом участвовать не намерена — и пошла к себе.