– И оставим эту суку торжествовать? Нет уж. Я что-нибудь придумаю. Главное, чтобы ты не струсил в самый последний момент. Ты ведь не струсишь?
– Нет.
…МашМиш давно покинули бухту, а Белка все еще сидела в своем укрытии, боясь выйти на свет. Что, если Асте и впрямь угрожает опасность? Нужно немедленно предупредить ее, вот только… Станет ли она слушать? Не высмеет ли так, как высмеяла Миша? Конечно, она может сделать вид, что не придала словам одиннадцатилетней соплячки никакого значения, а потом вывалит этот подслушанный разговор на всеобщее обозрение во время обеда. МашМиш снова окажутся в дураках, а сама Белка… Сама Белка окажется еще большей дурой. И – что самое ужасное – кровным врагом двойняшек. Двойняшки – почти взрослые, а Белка – маленькая, как самый распоследний паучок-гелиофанус, ее никто не защитит. Ни вечно занятая многорукая Парвати, ни шахматные короли Лазаря, ни Лёкин пес Дружок. Что уж говорить об Асте, которая даже не дала себе труд узнать, как зовут ее ленинградскую сестренку. Да еще посоветовала ей отправиться куда подальше – за ракушками и стрекозами.
Пусть выпутывается сама!
Придя к такому выводу, Белка почувствовала облегчение. А выбравшись из расщелины, успокоилась окончательно. Волны едва слышно накатывались на берег, на небе не было ни облачка, где-то в зените кричали окружившие солнце чайки. В этом почти идеальном мире не было места кровожадному «сдохнет», совсем напротив – все говорило о долгой и счастливой жизни, где дни и недели не имеют никакого значения. Точно так же, как не имеет никакого значения злопыхательство МашМиша. Нужно поскорее забыть все услышанное!
Белка очень-очень постарается – и забудет.
– …Фуу! Опять ты!
Она увидела Лазаря в самый последний момент и едва не споткнулась о его ноги, обутые в старые стоптанные сандалии. Лазарь сидел, привалившись к большому валуну, за которым начиналась тропинка, ведущая к домам.
– Опять я, – подтвердил Лазарь и переставил фигурку на шахматной доске.
– Давно сидишь?
– Не очень.
– Я искала МашМиша, – зачем-то соврала Белка. – Ты их не видел?
– Нет.
Лгунишка! Если он пришел недавно, то не мог не столкнуться с ними – здесь или на тропе, другой дороги от дома к бухте нет. Во всяком случае, альтернативные подъемы и спуски Белке неизвестны. Может, они известны Лазарю?
– Ты ведь пришел сюда как обычно?
– Как обычно? – Лазарь приподнял выцветшую бровь.
– По тропинке?
– Да.
– И никого-никого не заметил?
– Ты уже спрашивала.
Вранье Лазаря показалось Белке совершенно бессмысленным. С другой стороны, он и впрямь мог не обратить внимания на парочку – слишком уж занят своими шахматами. Несколько секунд Белка раздумывала, рассказать ли верному последователю Вазургмихра о коварных планах двойняшек, а потом решила – не стоит. Лазарю нет никакого дела до свалившихся с неба и не слишком дружелюбных родственников. И не только Лазарю.
Здесь – в кипарисовом раю – каждый сам за себя.
Ноябрь. Полина
В комнате, которую она занимала двадцать лет назад, мало что изменилось: та же ниша в стене, забитая книгами и лоциями. То же кресло с продавленным сиденьем, тот же корабельный фонарь – никто так и не додумался протянуть сюда проводку. Кушетка, где она провела столько ночей, оказалась застеленной ковром: возможно, тем самым, что лежал в беседке. В наступивших сумерках рисунка на нем было не разглядеть, но Полина не торопилась включать фонарь; она подошла к окну и дернула ручку на раме. Рама поддалась не сразу (деревянные плашки разбухли от влаги), но когда распахнулась – шкиперскую (так называлась комната) заполнил холодный воздух. Все было на месте – кипарисовая аллея, сад со старым колодцем, выложенная плиткой тропинка. Все на месте – и все в беспорядке, как будто пальцы властной руки, столько лет собиравшей воедино все детали пейзажа, разжались. Вот и наступил хаос.
Он пока невидим, но уже ощутим.
Достаточно приглядеться к растрепанным кипарисам; к колодцу – его основание, некогда монолитное, выглядит теперь непрезентабельной грудой камней. Калитку в самом конце кипарисовой аллеи повело, и на смену идеальному железному прямоугольнику пришла совсем другая фигура, отдаленно напоминающая ромб. Алычу, сливы и персики давно никто не подрезал, и ветки свисают едва ли не до земли. Да и сами деревья скрючились, они похожи на стариков.
Они и есть старики.
А дождь лупит по ним с молодой яростью.
Где-то вдалеке сверкнула молния и сразу же раздался громовой раскат – такой сильный, что Полина невольно вздрогнула. Ей захотелось уйти отсюда – из этой комнаты, из этого дома. Где-то глубоко внутри заворочалось нехорошее предчувствие: добра от этого дома не жди. Он еще проявит себя, да так, что мало не покажется никому.
Впрочем, она тут же устыдилась своих страхов. Все они связаны с одним-единственным летом из детства, но с тех пор Полина выросла. Она многое пережила, потеряла самых близких людей – все самое страшное произошло, чего же еще можно бояться?
– Ничего, – произнесла она вслух. – Ни-че-го!
Дождь залепетал сильнее, и неясно было, хочет ли он поддержать Полину или, наоборот, возразить ей. Да и сама шкиперская наполнилась неясными шорохами. Как тогда, в детстве, перед сном, когда раковины, живущие в известняке, нашептывали ей свои истории. Да вот же они, ее старые друзья, – крошка-аммонит, пестрая двустворка и похожая на стрекозиное брюшко теребра! Полина нежно погладила их пальцами, а потом прижалась щекой к аммониту: вот ты и вернулась, Белка! Мы так ждали тебя, здесь столько всего произошло в твое отсутствие!
– Вот ты и вернулась, Белка! – сказала она сама себе. – И никуда не уедешь до тех пор…
До тех пор, пока не увидишь Сережу, но теребре и пестрой двустворке знать об этом необязательно. Об этом необязательно знать Тате, МашМишу и братьям из Архангельска. Полина могла врать самой себе относительно визита в старый дом Парвати. Но Белка уж точно врать не станет: она здесь только потому, что сюда должен приехать Сережа.
Другой причины нет.
Все эти годы она вела с ним непрекращающийся разговор; иногда – показательно забывала, демонстративно отворачивалась от памяти о нем. Но Сережа рано или поздно выныривал из глубин, отфыркиваясь, как тюлень. Хотя сущность у него никакая не тюленья – дельфинья. Дельфины – добрые, они приходят на помощь, когда уже не ждешь спасения, – разве это не их с Сережей история? Так было в Стамбуле, после смерти родителей. Так было с работой в одном довольно влиятельном журнале: Полина получила ее в тот самый момент, когда перед ней замаячил призрак нищеты. Звонок из журнала был настолько нереален, что она поначалу приняла его за розыгрыш. Еще бы! Оказаться в штате мечтали гораздо более опытные и талантливые журналисты. А у Полины за душой не было ничего: ни связей, ни стажа, ни вменяемого резюме. И все же ее взяли, и лишь спустя несколько лет выяснилась причина ее стремительного карьерного взлета – Сережа.