Но могу ли я думать о том, что ребенок, внук или внучка моей матушки, коих она никогда не увидит, есть средоточие зла? Нет, не хочется думать и писать об этом, но избавиться от тревожных мыслей я просто не в состоянии….»
«2 января 1914 года. Вот и наступил Новый, 1914-й, год. А я по-прежнему в заточении. Они регулярно устраивают в моей комнате обыски, потому что боятся, что я снова попытаюсь бежать. Я постоянно думаю над этим, но пока ничего не придумала.
Дневник первое время я прятала под матрасом, потом, когда они стали переворачивать оный, в самом матрасе. Но после того как я пыталась бежать, они начали прощупывать матрас, подозревая, что я могу там что-то утаить.
Я уж думала, что они найдут мой дневник, единственную отдушину в этом смрадном заточении. Однако мне и тут помогла судьба. Мебели в моей каморке практически нет, только огромный, похожий на гроб шкаф, что стоит напротив моей кровати. Причем шкаф такой тяжеленный, что сдвинуть его с места не под силу никому, даже нескольким дюжим мужикам.
Шкаф абсолютно пуст, и иногда мне нравится забираться в него и закрывать дверцы, воображая, что я потом их открою — и окажусь в мире, где нет жестокости, боли и сумасшедших тюремщиков, поклоняющихся Повелителю мух. Но такого, конечно же, не происходит…
Однако во время одного из таких сеансов отчаяния мне удалось установить, что задняя панель шкафа, та самая, что прилегает к стене, движется, если задействовать особый механизм. Но нет за ней тайного хода, который бы мог вывести меня отсюда, а всего лишь оклеенная веселыми детскими обоями стена.
Но стена не простая, а с вмонтированным в нее сейфом. Причем в замке сейфа я обнаружила ключ. Подозреваю, что даже члены графского семейства не знают о существовании этого старого, судя по всему, установленного еще при строительстве дома сейфа. Кажется, когда-то был здесь будуар графини Бальзуевой-Мухиной, урожденной маркизы де Флай. И в сейфе она могла хранить свои драгоценности. Или, если предположить, что и она, и ее супруг тоже были оккультистами, нечто гораздо менее безобидное…
Как бы то ни было, но мои тюремщики не подозревают о наличии этого сейфа. Именно в нем я прячу теперь свой дневник, а ключ засовываю в один из пазов шкафа — впрочем, в этот пустой монстр они заглядывают мельком.
А василек, тот самый, уже ссохшийся, что подарил мне летом Мишенька… У меня рука не поднимается выбросить его… Ведь я все еще люблю — его, этого монстра, отца моего ребенка!»
«19 февраля 1914 года. Я постоянно ощущаю, как ребеночек ворочается в моем чреве. Повитуха заставляет меня принимать горькую микстуру — им важно, чтобы здоровье у меня было отменное. У меня и у моего чада. Впрочем, они похожи на мясника, который кормит корову на убой. И эта корова — я!»
«5 марта 1914 года. Немного простыла, и это вызвало среди моих тюремщиков панику. Тотчас появилась акушерка, а вместе с ней и врач, долго осматривавший меня и вынесший свой вердикт. Они даже стали лечить меня, боясь, однако, нанести вред ребенку. Кажется, они даже поклоняются ему… Я же все думаю о том существе, что жило в подвале.
Это же была не кукла, и это не был неведомый зверь! Это был человек, но какой! Я все больше убеждаюсь в том, что это был человек, отцом которого являлся дьявол. Посему и появился на свет этот монстр с рогами черта, когтями беса и клыками вурдалака…
Быть может, было бы лучше, если бы я вдруг потеряла свой плод…»
«14 марта 1914 года. И вот миновал второй день рождения мамочки — без нее самой. Я практически все время провожу в кровати, потому что роды будут иметь место, как я поняла, в самом конце апреля.
Из разговоров тюремщиков я поняла, что они ожидают, что случится это в ночь с тридцатого апреля на первое мая. Ну как же, шабаш ведьм, Вальпургиева ночь! Однако я дала себе слово, что не разделю участь прежних несчастных, которых они брали в плен и заставляли рожать. Я сбегу, хотя пока не знаю, как именно! И кто бы у меня ни появился, я буду любить его всем сердцем!»
«23 марта 1914 года. Кстати, о любви. Сегодня ко мне заглянул Мишенька — вернее, конечно же, его сиятельство граф Михаил Григорьевич Бальзуев-Мухин. Вел он себя со мной, как будто я была ему совершенно незнакома. Единственное, что занимало его, так это мой огромный живот. Он благоговейно пялился на него, как будто там заключались сокровища всего мира. Для них, поклонников Повелителя мух, кажется, так и есть. Только их мир — это преисподняя, а страдание других — музыка для их черствых сердец.
Я дала юному графу пощечину и велела покинуть мою комнату. Он, ухмыляясь, схватил меня за руку и прошептал мне в лицо, что скоро женится. Не ведаю, что именно случилось со мной, но я начала плакать. Потом явилась экономка Луиза Артамоновна и сделала насильственно инъекцию, от которой я тотчас заснула».
«В ночь на 30 апреля 1914 года. Итак, я приняла твердое решение бежать. И каждый Божий день пытаюсь отыскать возможность осуществить этот план. Потому что близится день родов. А вместе с ним — и день моей смерти. Но опасаюсь я не столько за себя, сколько за свое чадо. Потому что я не позволю ему стать разменной монетой в играх сатанистов!
И мне все равно, ребенок ли это сатаны или нет. Потому что в первую очередь это ребенок — и точка! А в том, что силы зла существуют, я убедилась на личном опыте. Причем это не абстрактные, а вполне конкретные силы зла. И очень, очень могущественные.
Ведать не ведаю, существует ли их повелитель, но даже если и да, то я готова вступить с ним в схватку. Ибо и он сам, как и мы все, был порожден Создателем. И это значит, что Повелитель мух подчиняется силам добра…
А что, если весь этот мир именно им и создан?
Нет, не хочу, не буду думать о плохом. И понимаю, что для того, чтобы бежать, мне придется применить силу. Но я готова, я сделаю это! Потому что на совести этих извергов Сашенька, а также масса других людей! Мне их не жаль…
Да, буду пытаться, пока не получится. Потому что самое ужасное — больше ни на что не надеяться и смириться со сложившейся ситуацией. Кажется, мои тюремщики уверены, что я смирилась. Как бы не так! Нет, не смирилась!
Да, я буду бороться! Я убегу! И мой ребенок появится на свет далеко отсюда — от этой проклятой Господом, населенной злом, окруженной волшебным лесом Мухиной дачи…»
Сто лет спустя
Осмотревшись, Женя поставила на пол лампу и подошла к стене. Она дотронулась до нее, пытаясь следовать тому, что зафиксировала в своем дневнике ее тезка, которая являлась пленницей Мухиной дачи больше ста лет тому назад.
Крошечная ракушка, немного выпиравшая из одного из кирпичей, была на месте. Евгения дотронулась до нее, но ничего не произошло. Неужели она ошиблась? Тогда она снова нажала на нее, и в этот раз ракушка поддалась и, подобно кнопке, ушла вниз.
Вслед за этим открылась ниша с рычагом. Женя потянула его на себя, и когда ей удалось сделать это, то часть стены отъехала в сторону, открыв дверь, которую ей уже доводилось однажды видеть.