Все оруженосцы были разочарованы, но никто не испытывал этого чувства так остро, как я. Мне все труднее ждать. Ждать посвящения в рыцари, ждать отмщения, ждать Аду. Надежда, расцветшая летом, увяла. Теперь я стою за спиной своего господина Ги у стола и хмуро смотрю перед собой. Я все еще придумываю предлоги для того, чтобы встретиться с Адой во дворе или коридоре, – ничего не могу с собой поделать. Но когда я вижу ее, то становлюсь бесцеремонным, вплоть до грубости, а потом всегда жалею об этом. Хуже того, судя по всему, ее это не беспокоит.
Как-то, проходя мимо комнаты Ги, я слышу голос Ады. Я задерживаюсь, скрытый непроницаемой зимней тьмой, и, к своему удивлению, слышу, как произносится мое имя.
– Не оставляй меня с Питером. Если мне нужен сопровождающий, пусть им будет Джоселин.
В открытое окно врывается ветер и распахивает дверь. У меня холодеет на сердце. Я крадусь дальше по коридору, чтобы иметь возможность видеть Ги и Аду через дверной проем. Она стоит перед ним на коленях и зашнуровывает его кожаную перчатку. Эта сцена представляется мне неприличной.
– Мне нужно, чтобы Джоселин был рядом со мной. Питер смотрит на меня так, как будто я упала через дымоход.
Ги гладит ее волосы. Его руки совершают неуклюжие движения, словно он расчесывает лошадиную гриву.
– Он послушен и надежен. С ним ты будешь в безопасности.
Меня осеняет: он боится доверить свою жену собственному сыну.
Ада поднимается с колен и отворачивается, явно разочарованная, и добавляет одними губами: «Как хочешь».
Если мы не можем воевать друг с другом, мы бьемся с животными. Охота позволяет поддерживать на должном уровне крепость рук и меткость глаз в течение зимы. Она также отвлекает нас от шалостей. Обычно я наслаждаюсь ею, но не сегодня. Слова Ады пронзают мое сердце подобно ножу – тем более что они были произнесены в приватной обстановке и совершенно искренне. Я хочу, чтобы меня забрала Леди Смерть.
Но если Отфорт чему-то и научил меня, так это скрывать свои чувства. Когда мы собираемся во дворе, я полностью сосредоточен на выполнении своих задач. Я застегиваю плащ, седлаю лошадь Ады, затягиваю подпругу и нагрудные ремни. Я изображаю на лице удивление, когда Ги приказывает мне сопровождать ее. Нет никакой опасности. С нами будут сразу четыре ее фрейлины.
Мы едем верхом по лесу. Один из лесников видел вепря, и Ги хочет украсить им свой стол. Среди кустов рыскают гончие, вынюхивая след, за ними псари ведут на прочных поводках мастиффов, которые напоминают мне Джоселина.
Небо затягивают облака. Вновь собирается дождь, но это не останавливает Ги. Двое из фрейлин Ады возвращаются в замок. Мы все больше углубляемся в чащу. Этот лес непохож на леса Уэльса. Деревья здесь реже, а полосы пустошей и кустарников шире.
Мы выезжаем на одну из таких пустошей, где гончие берут след. Порыв сильного ветра поднимает волнами траву. Я не чувствую вепря, но я чувствую в воздухе дождь. Спущенные с поводков гончие бросаются в сторону линии деревьев, окаймляющей пустошь. Ги пришпоривает лошадь и мчится за ними. За ним следуют Джоселин, Горнемант и остальные слуги. Я остаюсь с Адой и ее фрейлинами и наблюдаю за кавалькадой. У кромки леса она рассеивается. При такой погоде может потребоваться несколько часов, чтобы загнать вепря.
По кистям моих рук начинают барабанить крупные капли дождя. Небо, кажется, готово обрушиться на землю. Я показываю рукой в сторону ближайших деревьев.
– Нам следует укрыться под ними.
Ада кивает, не глядя на меня. Судя по всему, ей хочется вернуться в замок. Мы направили лошадей к деревьям. Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, не изменили ли охотники своего намерения. Слышатся раскаты грома.
Мы находимся на полпути до одинокого бука, когда ярко сверкает молния. Она обжигает воздух. Гром заглушает треск дерева. Я слышу его только тогда, когда срезанная молнией тяжелая ветвь падает в траву к моим ногам.
Мой конь с громким ржанием подается назад, и от меня требуется вся сила и весь опыт, чтобы удержать его. Пока я усмирял своего коня, остальные разбежались. Я вижу одного из них, скачущего вверх по склону холма без всадника. Другой и вовсе исчез из вида.
Впереди, сквозь завесу дождя, мне удается различить кобылу Ады, углубляющуюся в лес.
Я мчусь за ней легким галопом, не обращая внимания на хлещущие меня мокрые ветви. Похоже, лошадь Ады скачет по какой-то тропе, хотя я не знаю, куда она ведет. Все, что я вижу, – мелькание плаща между деревьями, по этому клочку материи я и ориентируюсь. Мы подминаем под себя тонкие деревца, огибая дубы, сосны и ели. Склон холма становится круче, под копытами моего коня попадается все больше камней. Это замедляет бег животных. Теперь Ада находится от меня всего в нескольких десятках шагов. Если бы она была оленихой, я рискнул бы выстрелить в нее.
Ада выезжает на поляну и останавливается. Дождь стучит по тощим деревьям. Груда изрезанных скал составляет зловещий задний план. Я соскакиваю с коня и бегу к ней, чтобы взять уздечку. Я шепчу в ухо лошади, чтобы успокоить ее, затем поднимаю глаза и смотрю на Аду.
– Ты не ранена?
– Нет.
Она дрожит, ее глаза сверкают. Я смотрю на скалы и нахожу место, где нависающий сверху выступ образует некое подобие пещеры. В историях моей матери это была бы дверь в иной мир; здесь же это всего лишь укрытие от дождя. Я привязываю лошадей к ели, ослабляя поводья, и присоединяюсь к Аде, расположившейся под выступом. Над нами грохочет гром. Не похоже, чтобы гроза близилась к концу.
– Это продлится недолго.
Ада не отвечает. Она сидит, обняв колени и глядя на потоки дождя. Такое впечатление, будто она погружена в глубокие раздумья. Я накидываю ей на плечи свой плащ, избегая прикасаться к ней. Ее промокшее насквозь платье прилипло к телу и подчеркивает его формы. Я стараюсь не замечать этого.
– О чем ты думаешь?
– О том, что я хотела бы изменить.
Я ерзаю, пытаясь устроиться удобнее на каменистой земле. Разгоряченная скачкой кровь все еще пульсирует в моих жилах. Это побуждает меня говорить вещи, которые при других обстоятельствах я не осмелился бы произнести.
– Я действительно смотрю на тебя так, как будто ты упала через дымоход?
Я не готов к гневной реакции на этот вопрос. Пострадавшей стороной я считал себя. Теперь же мне приходится защищаться.
– Я проходил мимо вашей двери.
– Ты не понимаешь. И действительно, ты смотришь на меня именно так.
Мне кажется, что Ада начинает плакать. Плащ соскальзывает с ее плеч, но когда я хочу вновь набросить его, она чуть ли не бьет меня.
– Ты обращаешься со мной как с преступницей.
– А ты смотришь на меня как на раба.
– Каждый раз, когда я встречаюсь с твоим взглядом, я чувствую себя так, будто совершила что-то непростительное.