Марион Морган посмотрела на нее внимательнее. Кажется физически сильной для такой миниатюрной фигуры. Очень странно. За восторженностью маленькой девочки Марион чувствовала в Кэтрин что-то необычное. Но разве камера часто не преобразует такие странности в черты, чарующие публику? Ее так и подмывало проверить, действительно ли у этой девушки есть свойства, которые понравятся камере, и приглашение уже вертелось на кончике ее языка. Но что-то еще в Кэтрин заставляло Марион ощущать неловкость.
К тому же Марион чувствовала, что Лоуэлл Фальконер начинает распускать хвост, как всегда в присутствии красивых женщин. Потому что к ним приблизилась высокая брюнетка, которая до того строила глазки Исааку.
Лоуэлл шагнул вперед и протянул руку.
Марион подумала, что Дороти Ленгнер еще очаровательнее, чем описания, которые она слышала. Она вспомнила словечко давно овдовевшего отца, который наконец решил выйти из затянувшегося среднего возраста, — «красотка».
— Дороти, я рад, что вы пришли, — сказал Фальконер. — Ваш отец гордился бы, если бы видел вас здесь.
— А я горжусь тем, что вижу его орудия. Уже установленные. Великолепная верфь. Помните Теда Уитмарка?
— Конечно, — ответил Фальконер, пожимая Уитмарку руку. — Думаю, вы будете очень заняты, когда флот придет в Сан-Франциско. Дороти, разрешите представить вам, мисс Марион Морган.
Они поздоровались, и Марион почувствовала, что ее тщательно оценивают.
— И, конечно, вы знакомы с Кэтрин, — завершил представления Фальконер.
— Мы вместе приехали на поезде, — сказал Уитмарк. — Я нанял частный вагон.
Марион сказала:
— Прошу прощения, капитан Фальконер. Я вижу человека, с которым меня просил встретиться Исаак. Рада знакомству, мисс Ленгнер, мистер Уитмарк, мисс Ди.
* * *
Удары по клиньям неожиданно прекратились. Корабль держался только на стапеле. Исаак Белл направился к лестнице, чтобы в последний раз посмотреть, что внизу.
На верху лестницы его остановила Дороти Ленгнер.
— Мистер Белл, я надеялась с вами встретиться.
Она протянула руку в перчатке, и Белл вежливо пожал ее.
— Как поживаете, мисс Ленгнер?
— После нашего разговора гораздо лучше. Оправдание не вернет отца, но все равно это утешение, и я очень вам благодарна.
— Я надеюсь вскоре получить неопровержимые доказательства, но повторю — сам я не сомневаюсь, что ваш отец был убит, и мы найдем убийцу и отдадим его в руки правосудия.
— Кого вы подозреваете?
— Я не готов обсуждать это. Мистер Ван Дорн будет держать вас в курсе.
— Исаак… Можно называть вас Исааком?
— Конечно, если хотите.
— Я уже сказала вам однажды. И хотела бы, чтобы это было ясно.
— Если вы о мистере Уитмарке, — улыбнулся Белл, — то имейте в виду, что он идет сюда.
— Повторяю, — спокойно сказала она. — Я не принимаю поспешных решений. А он уезжает в Сан-Франциско.
Беллу пришло в голову, что главное различие между Марион и Дороти — в их отношении к мужчинам. Дороти думает, сможет ли добавить еще одного в список своих побед. А Марион Морган не сомневается в своей способности завоевывать и потому даже не старается. Это видно в их улыбке. Улыбка Марион манит, как объятие. В улыбке Дороти — вызов. Но Белл не мог не обращать на нее внимания, несмотря на ее отчаянную хрупкость и смелые манеры. Она словно отдается ему, просит спасти от потери отца. А он не верил, что Тед Уитмарк способен это сделать.
— Белл, не так ли? — громко спросил Уитмарк подходя.
— Исаак Белл.
Он видел, что на реке появились буксиры, которые примут корпус, когда он попадет в воду.
— Прошу прошения. Меня ждут на стапеле.
Чтобы выбрать костюм, Ямамото Кента внимательно изучал снимки спуска на воду американских кораблей. Он не может скрыть, что он японец. Но чем менее странным будет его наряд, тем глубже Кента проникнет на верфь и тем легче смешается с почетными гостями. Наблюдая за попутчиками в поезде из Вашингтона, он гордился своим выбором: самый подходящий для такого случая светлый сине-белый полосатый костюм и зеленый широкий галстук под цвет ленты на соломенной шляпе-канотье.
На верфи в Камдене он то и дело снимал шляпу, вежливо приветствуя дам, важных гостей и престарелых джентльменов. Первым, кого он встретил на удивительно современной верфи, оказался капитан Лоуэлл Фальконер, герой Сантьяго. Они познакомились прошлой осенью на открытии бронзовой мемориальной доски в честь командора Томаса Тинджи, первого коменданта Вашингтонской военной верфи. Ямамото создал у Фальконера впечатление, что ушел в отставку из японского флота в звании лейтенанта, чтобы вернуться к своей первой любви — японскому искусству. Капитан Фальконер провел его по арсеналу, за исключением — что было очень заметно — оружейного завода.
Этим утром, когда Ямамото поздравил Фальконера со спуском на воду первого американского дредноута, тот ответил сухим «почти дредноута», предполагая, что как старые морские волки они поймут друг друга: бывший офицер японского флота увидит недостатки.
Ямамото снова прикоснулся к шляпе, на этот раз здороваясь с высокой светловолосой женщиной.
В отличие от других американок, которые лишь холодно кивали «этому азиату», как сказала дочери одна дама, эта женщина удивила его теплой улыбкой и замечанием, что погода для спуска прекрасная.
— И для цветения прекрасных цветов, — ответил японский шпион, который на самом деле прекрасно себя чувствовал с американками: ему удавалось тайно флиртовать с женами высокопоставленных вашингтонских чиновников; эти женщины убеждали себя, что куратор из Азии — это не только богемно, но и экзотично. И он полагал, что в ответ на его игривый комплимент она либо отойдет от него, либо приблизится.
Ему очень понравилось, что она выбрала второе.
Глаза у нее были поразительного цвета морской зелени.
Манеры прямые.
— Мы оба одеты не как морские офицеры, — сказала она. — Что привело сюда вас?
— У меня сегодня свободный день. Я работаю в Смитсоновском институте, — ответил Ямамото. Он не видел под перчаткой выпуклости обручального кольца. Вероятно, дочь важного чиновника. — Коллега из отдела искусств дал мне рекомендательное письмо, которое делает меня гораздо важнее, чем я есть на самом деле. А вы?
— Искусство? Вы художник?
— Всего лишь куратор. Институту передают большое собрание. Меня попросили составить каталог малой его части — очень малой, — добавил он с самоуничижительной улыбкой.
— Вы имеете в виду собрание Фрира?
— Да! Вы о нем знаете?
— Когда я была маленькой, отец взял меня в гости в дом мистера Фрира в Детройте.