— Что Томми сделал Глазнику? — спросил Белл.
— Томми — Глазнику? Ты шутишь? Этот жирный ублюдок и в свои лучшие дни ничего не мог сделать Глазнику. Ты друг Томми?
— Нет. Что случилось с Глазником?
— Не знаю.
— Мне говорили, что ты был с ним.
— Да. Ну и что?
— Так что случилось?
Билли закрыл глаза и пробормотал:
— Когда-нибудь я снова займусь поездами.
— Ты о чем, Билли?
— Поезда — это хорошие деньги, если правильно выберешь груз. Хорошие деньги. Я был богат, когда работал поезда. Потом они забрали мою малышку, и я не мог больше работать поезда. — Он посмотрел на Белла. При отблесках огня глаза у него были такие же безумные, как голос. — Работал. Ты это знаешь?
— Нет. Я не знал этого, Билли. Кем?
— Хорошая работа. Рабочий сцены в театре. А еще я был конюхом. Я даже чучелом работал.
— Что за чучело?
— Сигнальщик на железной дороге. Одиннадцатая авеню. Ехал верхом на лошади перед поездом. По Одиннадцатой авеню поезду нельзя было проехать без парня на лошади. Единственный раз, когда закон дал мне работу. Я ее не искал.
Он закашлялся. «Чахотка, — подумал Белл. — Этот человек умирает».
— Есть хочешь, Билли?
— Нет. Я не бываю голоден.
— Попробуй. — Белл протянул ему сэндвич. Билли Конноли принюхался, поднес сэндвич ко рту и спросил:
— Ты друг Томми?
— Что Томми сделал Глазнику?
— Ничего. Я тебе говорил. Томми ничего не мог сделать Глазнику. Никто ничего не мог сделать Глазнику. Кроме одного старика.
— Старика?
— Сильного старика.
— Ты говоришь о его отце?
— Отце? У Глазника не было отца. Старик. Вот кто добрался до нас. Ох и добрался!
— Что за старик?
— С Кларксон.
— Кларксон-стрит? — спросил Белл. — В центре?
— «Умбрия» уходила в Ливерпуль.
Линия «Кунард». Один из старых кораблей.
— Когда?
— В ту ночь.
— Когда Глазник исчез?
— Когда мы были мальчишками, — сонно ответил Билли. Он лег и посмотрел на очертания виадука.
— «Умбрия», — подталкивал его Белл. — Пароход? Лайнер линии «Кунард»?
— Мы увидели старика. Он шел к причалу 40 быстро, словно опаздывал. И даже не смотрел, куда идет. Мы не могли поверить в свою удачу. Мы бродили по Кларксон-стрит в поисках пьяного моряка, чтоб его ограбить. А нам попадается богатый старик в дорогом зеленом пальто, с блестящими кольцами на пальцах; такой платит сто пятьдесят долларов за билет на пароход. Было темно, лил дождь, на Кларксон ни души. Глазник прицепил на палец свое долото: вдруг старик поднимет шум. Мы набросились, как кошки на толстую крысу. Брайан принялся срывать кольца с его пальцев. Я решил вытащить бумажник из-под дорогого пальто.
— Что произошло?
— Он выдернул из трости шпагу.
Билли Конноли посмотрел на Белла, и в его глазах было изумление.
— Шпагу. Мы были так пьяны, что не могли убраться с его пути. Старик взмахнул шпагой. Я уклонился. Он свалил меня тростью. Крепкий старик, он свое дело знал. Вырубил меня. Я налетел прямо на его трость. Услышал рев, будто в голове взорвался динамит. И больше ничего.
Билли Коллинз снова понюхал сэндвич и посмотрел на него.
— Так что случилось? — спросил Белл.
— Я пришел в себя в канаве, весь мокрый. Замерз до смерти.
— А что с Глазником?
— Брайан О'Ши исчез, и я больше никогда его не видел.
— Старик убил Глазника О'Ши?
— Крови я не видел.
— Может, дождем смыло?
Коллинз заплакал.
— Растаял в воздухе. Как моя малышка. Только она никому не вредила. А вот Глазник и я, мы уж очень старались.
— Что если я скажу, что Глазник вернулся?
— Лучше скажи, что вернулась моя малышка.
— Откуда вернулась?
— Не знаю. Крошка.
— Твой ребенок?
— Ребенок? У меня нет ребенка… Глазник вернулся, я слышал.
— Да, вернулся. Томми его видел.
— Не пришел повидаться со мной… Да и кто придет? Он закрыл глаза и захрапел. Сэндвич выпал из его пальцев.
— Билли! — Белл затряс его и разбудил. — Кто был этот старик?
— Богатый старик в зеленом пальто.
Он снова уснул.
— Билли!
— Отстань.
— Кто была твоя малышка?
Глаза Билли Коллинза оставались закрытыми.
— Никто не знает. Никто не помнит. Кроме священника.
— Какого священника?
— Отца Джека.
— Какой церкви?
— Святого Михаила.
После ухода Белла Билли Коллинзу приснилось, что собака грызет его ногу. Он пнул ее другой ногой. У собаки выросла вторая голова и принялась за вторую ногу. Он в ужасе проснулся. К его ногам склонилась фигура, развязывая шнурки. Проклятый бродяга. Раньше и подойти он не посмел бы, а теперь крадет его обувь.
— Эй!
Бродяга потянул сильнее. Билли сел и попытался ударить его по голове. Бродяга выронил ботинок, поднял обломок доски и стукнул Билли. В глазах у Билли завертелись звезды. Ошеломленный, он смутно сознавал, что бродяга сейчас снова ударит его доской. Он знал, что тот ударит сильно, но не мог пошевелиться.
Сверкнула сталь. Нож появился ниоткуда. Бродяга закричал и упал, схватившись за лицо. Нож снова блеснул. Опять крик; бродяга пополз на четвереньках, встал и побежал что есть духу. Билли сел. Какой дьявольский сон. Необычный. Он почувствовал запах духов. Это заставило его улыбнуться. Он открыл глаза. К нему склонилась женщина, волосы падали ей на лицо. Ангельское. Билли подумал, что умер.
Она наклонилась очень близко, так близко, что он ощутил тепло ее дыхания, и прошептала:
— Что ты рассказал детективу, Билли?
— Хозяйка дома не предсказательница, — заверил Глазник О'Ши встревоженного капитана подводной торпедной лодки «Холланд».
Хант Хэтч не успокоился.
— По всему дому признаки того, что мадам Нэтти предсказывала будущее. К ней клиенты приходили в любой час дня и ночи. Держа нас здесь, вы подвергаете нас опасности, О'Ши. Я этого не потерплю.
— Предсказание — это маскировка. Она не предсказывает будущее.