Book.

И, обратившись к Целестине, он предложил полюбоваться своими холеными питомцами.

– Да, они великолепны! – подтвердила женщина.

– Я восстановил конезавод не ради выгоды, – сказал Джеймс. – Но если дело пойдет так и дальше, то мы сможем на этом неплохо зарабатывать.

Позднее он провел Целестину по территории конезавода, и она просто влюбилась в этих грациозных животных. Она больше не испытывала перед ними никакого страха. Когда они вернулись к Говарду Равеналу, он вывел к ним стройного белого жеребца.

– Я бы хотел подарить его тебе, – сказал Джеймс.

Целестина была в таком восторге от красивого животного, что поначалу не могла найти подходящие слова благодарности.

– Его зовут Торес, – сказал Джеймс и потрепал жеребца по гриве. – Надеюсь, он тебе нравится.

– О, Джеймс, это самая красивая лошадь, которую я видела в жизни, – восторженно воскликнула Целестина.

– Уверен, вы подружитесь.

Равенал помог Целестине взобраться в седло. После долгого перерыва у нее вдруг появилось желание жить полноценной жизнью.

Когда Целестина после верховой прогулки вернулась к Джеймсу и Говарду, у нее от восторга даже перехватило дыхание. Мистер Равенал схватился за поводья, а женщина ловко спрыгнула с седла. Торес прикоснулся к ней своим теплым мягким носом, словно хотел ей таким образом дать понять, что признает ее.

На прощание горбун под каким-то незначительным предлогом отвел Целестину в сторону и сказал так, чтобы не услышал Джеймс:

– Мистер Маркхам возродил здесь очень хорошую традицию. Он чудесный человек. Но нехорошо, что он постоянно один.

Целую неделю Целестина провела в Ландсмоор-хаузе, освободившемся от своего жуткого проклятия. Она много времени проводила на природе и каталась верхом на Торесе. Перед ее отъездом в Лондон Джеймс сказал:

– Торес будет рад увидеть тебя в скором времени.

Она понимала, что это именно он будет рад снова ее поскорее увидеть. Поэтому в августе она снова приехала в Ландсмоор-хауз и осталась на неделю.

В октябре она уже прожила здесь две недели. Как-то вечером за ужином при свете свечей Джеймс взволнованным голосом обратился к ней:

– Я понимаю, Целестина, возможно, еще рано… да, наверное, слишком рано еще об этом говорить, но я не хочу совершить еще раз такую ошибку.

– О какой ошибке идет речь? – Целестина вопросительно посмотрела на него.

– Когда с Глорией случилось несчастье, я замкнулся в себе и держал тебя в неведении по поводу своих чувств к тебе. И так случилось, что ты стала женой Генри. Я больше не позволю, чтобы тебя у меня забрал другой мужчина. Во второй раз я этого не вынесу, этого не должно произойти. Человек не создан для одиночества… возможно, когда-нибудь ты захочешь, чтобы рядом с тобой был постоянный спутник. И в этот момент, пожалуйста, подумай обо мне. Я люблю тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились, и я буду ждать твоего решения столько, сколько потребуется. Потому что для меня в мире не существует другой женщины. Если я не смогу быть с тобой, то я предпочту остаться один.

Слова Джеймса смутили ее. Она не знала, что ему ответить, лишь прислушивалась к своим чувствам и улавливала нежные отзвуки той любви, которую испытывала к Джеймсу до того, как повстречала Генри.

Целестина вернулась в Лондон, попросив Джеймса дать ей время подумать обо всем в течение зимних месяцев.

В первую годовщину смерти Генри она принесла на его могилу цветы. Она вела с ним немой диалог. Его голос звучал в ее голове, он словно доносился до нее издалека, паря над рядами могил. Это снова был ее Генри, который боготворил ее до тех пор, пока не зашел под арку ворот в старых руинах. Она спросила его, как он смотрит на то, что она примет предложение Джеймса. Он ответил, что не видит рядом с ней никого другого, кроме Джеймса Маркхама.

Тем не менее целую зиму Целестина оставалась одна, испытывая на прочность свои чувства к Джеймсу. Лишь когда она полностью была уверена в себе, она купила билет до Ландсмоора.

Она приехала в самом начале весны. Торес, пасшийся на лугу с остальными собратьями, сразу узнал ее и издал радостное ржание. Позднее в Ландсмоор-хаузе Целестина стояла перед мужчиной, которого любила еще до Генри. Она выглядела немного беспомощной и смущенной:

– Вот и я, Джеймс. Если ты все еще хочешь быть со мной…

Джеймс крепко-крепко прижал ее к себе, будто не хотел больше никогда отпускать.

На этот раз Целестина не стала возвращаться в Лондон. Она поручила своему адвокату продать ее дом в столице и через два месяца стала женой Джеймса Маркхама.

Через девять месяцев у них родился ребенок. Нигде больше Целестина не чувствовала себя так хорошо, как в Ландсмоор-хаузе. Глория Маркхам и Эдвард Браун ей больше не встречались. Не появлялся и табун коней-призраков. В доме царили тишина, покой и счастье.

Однажды во сне она увидела Генри Уорнера.

– Ты счастлива, моя дорогая? – с улыбкой спросил он и нежно погладил ее по белокурым волосам.

– Да, Генри, очень.

– Я очень рад за тебя. И прости меня за все, что я натворил.

– Это не твоя вина, ты был сам не свой. Это все заколдованные руины виноваты.

– Возможно, все было бы по-другому, если бы я туда не пошел.

– Я даже уверена в этом.

– Видимо, судьбе было так угодно, чтобы ты осталась с Джеймсом. Мне нужно было как-то уступить, а сам бы я этого не сделал.

– Ты был хорошим супругом, Генри. Я всегда с любовью буду о тебе вспоминать.

– А я всегда буду приглядывать за тобой и защищать от невзгод, – пообещал Генри и исчез. Он больше никогда не показывался, но Целестина была уверена, что он всегда рядом и всегда готов отвести от нее беду. За это она была ему очень, очень благодарна…

Читайте в следующем номере

Мэрилин Мерлин Лицо в тумане

В уже темном кинозале они нашли всего одно свободное место. Дэвид прошептал девушке, чтобы она заняла его, а сам встал в проходе. Едва Джулия села в кресло, начался фильм. Дэвид исчез где-то в темноте, и она даже не потрудилась посмотреть, куда он ушел, – фильм увлек ее с первых же минут.

Публика ревела от восторга и заливалась смехом, девушка тоже поддалась этой радости и на время забыла о своих проблемах. Она зачарованно смотрела на экран и не сразу заметила, как что-то тонкое упало ей на голову. Джулия даже вымолвить ничего не успела, потому что у нее на шее затянулась петля. Кто-то в темноте с силой тянул петлю назад, пытаясь ее задушить.

Джулия цеплялась руками за петлю, которая все туже затягивалась на ее шее. Она хотела закричать, но не могла даже захрипеть. Перед глазами у девушки заплясали желтые звездочки. Затем свет и шум померкли…