— Знаю, знаю, — сказала я. — А что моя мать? Она нам помогала? Ей нравилось быть бабушкой? — Бен кивнул и собирался что-то сказать. — Она ведь умерла, так?
Он взял мою руку в свою.
— Да, милая, несколько лет назад.
Значит, я была права. Я почувствовала, как мой мозг отказывается реагировать, будучи не в силах переварить новое горе, еще один призрак моего туманного прошлого, но я знала, что завтра проснусь и не буду ничего этого помнить.
Что мне такого написать в дневнике, что вдохновляло бы меня завтра, послезавтра, день за днем?
Вдруг передо мной возник образ. Рыжеволосая женщина. Адам пошел в армию. Вспышкой явилось имя. Что скажет Клэр?
Я все-таки вспомнила! Ее звали Клэр. Я тут же спросила:
— А Клэр? Ну, моя подруга. Она-то жива?
— Клэр? — спросил Бен. Казалось, мои слова его озадачили. — Ты вспомнила Клэр?
Он был искренне удивлен. Я напомнила себе, что — по крайней мере, согласно записям в дневнике, — рассказала Бену о том, что вспомнила вечеринку на крыше, несколько дней назад.
— Да, — ответила я. — Мы были закадычные подружки. Что с ней стало?
Бен взглянул на меня с такой печалью, что я похолодела. Он заговорил медленно, но все оказалось вовсе не так страшно.
— Она уехала. Много лет назад. Пожалуй, лет двадцать будет. Если быть точным, через пару лет после того, как мы поженились.
— Куда же?
— В Новую Зеландию.
— Мы держим связь?
— Какое-то время вы общались. Но давно перестали.
Что-то тут не так. Ведь когда, на Парламент-Хилл, я вспомнила про нее, я записала в дневнике: Моя лучшая подруга. Да и сегодня, когда мимолетно подумала о ней, ощутила, что это близкий мне человек. Мне было важно, что она думает.
— Мы что, поссорились с ней?
Он не сразу ответил, и мне вновь показалось, что он продумывает, просчитывает, что сказать. Конечно, я понимала, что Бен не хочет меня расстраивать. За долгие годы он изучил, на какие вещи я реагирую спокойно, а где, так сказать, начинается минное поле. Ведь между нами были подобные разговоры. Он прекрасно знает все «подводные камни», которые лучше обходить, чтобы не повредить и без того хрупкий каркас моей жизни.
— Нет, — отвечал он. — Вроде бы нет, не ссорились. Во всяком случае, ты ничего мне не рассказывала. Кажется, вы просто постепенно разошлись, а потом Клэр встретила какого-то мужчину, они поженились и уехали.
Тут мне вспомнилась сценка. Мы с Клэр дурашливо клянемся, что никогда не выйдем замуж. «Женятся только дураки!», — воскликнула она, поднося бутылку красного к губам, и я была полностью согласна, хотя в глубине души знала, что однажды стану подружкой невесты на ее свадьбе, надену платье из органзы и буду попивать шампанское, пока мастер будет колдовать над нашими прическами.
Я ощутила внезапный прилив любви. Да, я помнила совсем немного о нашей прежней дружбе, — а завтра я наверняка забуду все это, — но я была уверена, что между нами по-прежнему существует связь и что когда-то эта девушка очень много для меня значила.
— Мы были у нее на свадьбе? — спросила я.
— Да, — кивнул он, снова открывая коробку с фотографиями. — Вот сохранилось несколько снимков.
Да, это были свадебные фотографии, но непрофессиональные, немного размытые, с тенями. «Видимо, снимал Бен», — подумала я. Я с трепетом взяла одну в руки. Ведь прежде я лишь вспоминала мою Клэр.
Она выглядела точно так, как я ее помнила. Высокая, стройная. Неотразимая. Стоит на краю утеса, прозрачное платье развевает легкий бриз, сзади распускается цветок заката. Потрясающий снимок. Я положила его обратно в коробку и стала рассматривать другие. На двух она была вместе с мужем — незнакомый мне мужчина, — на других рядом стояла я в голубом шелковом платье, тоже красивая, почти как она. Значит, все сбылось. Я была подружкой невесты.
— А есть фотографии с нашей свадьбы?
Он покачал головой.
— Они лежали в другом альбоме. Он не сохранился.
«Конечно, — подумала я. — Пожар».
Я протянула снимки Бену. У меня было ощущение, что я смотрю на свидетельства чужой жизни. Я почувствовала неодолимое желание побежать наверх и записать все, что сейчас узнала.
— Я устала, — сказала я. — Мне надо отдохнуть.
— Конечно. Давай-ка. — Он взял у меня фотографии и положил обратно в коробку. — Я держу их в надежном месте, — сказал он, закрывая крышку.
А я поднялась наверх и все это записала.
* * *
Полночь. Я лежу в постели. Одна. Пытаюсь понять, что же сегодня произошло. Я должна еще столько всего узнать. Я не уверена, что мне хватит сил.
Сегодня перед ужином я решила принять ванну. Я закрыла дверь на щеколду и еще раз взглянула на снимки вокруг зеркала, замечая лишь то, что отсутствует. Потом пустила горячую воду.
Видимо, большую часть дней я не вспоминаю об Адаме, но сегодня сразу вспомнила, стоило увидеть один снимок у зеркала. Может, они выбраны с умыслом, чтобы «включить» мою память, но не напоминать о трагических событиях?
Ванная наполнялась горячим паром. Я слышала, как Бен включил в гостиной радио, заиграл джаз, но я не могла разобрать мелодию, лишь ее слабый отголосок. Одновременно раздавалось мерное постукивание ножа по доске; конечно, мы ведь еще не ужинали. Наверное, он режет морковь, лук или перец. Как будто это самый обычный вечер.
Но для него так и было! Это я убита горем, а не он.
Я не виню его за то, что он не рассказывает мне про Адама, про мою мать, про Клэр каждый день. На его месте я бы тоже не стала. Это слишком больно. Если я проживаю день, не вспоминая о них, то тем самым спасаюсь от печали, а он — от горечи, что причинил эту боль. Как ему, должно быть, трудно сдерживаться, как тяжело вести такую жизнь, понимая, что моя память хранит эти знания, словно маленькие подводные мины, и в любой момент одна из них может взорваться, пробуждая болезненные воспоминания и заставляя его вновь проходить через этот ад.
Я медленно разделась, аккуратно сложила одежду на стул рядом с ванной. Потом обнаженная встала перед зеркалом и взглянула на свое незнакомое, чужое тело. Я буквально заставила себя рассматривать свои морщины, чуть обвисшую грудь. «Я совсем себя не знаю, — подумала я. — Ни себя, ни своего прошлого».
Я подошла ближе к зеркалу. Вот они, складки. На животе, на ягодицах, на груди. Тонкие, еле заметные, так сказать, шрамы жизни. Раньше я их не замечала, потому что не смотрела. Я представила, как наблюдала их появление, страстно желая, чтобы они тут же исчезли с моего стареющего тела. А теперь я рада, что они есть: ведь это какое-никакое свидетельство прошедшей жизни.
Мое отражение постепенно исчезало в клубах пара. «А мне повезло, — подумала я. — Повезло с Беном, ведь он ухаживает за мной здесь, в нашем доме, пусть он и не кажется мне родным гнездышком. Я тут не единственная страдалица. Он терпеливо пережил открытия сегодняшнего дня вместе со мной, но, ложась спать, будет знать, что завтра все может повториться. Другой человек мог не выдержать, покинуть меня». Я пристально посмотрела на свое лицо, пытаясь словно впечатать его в сознание, так, чтобы завтра утром оно не показалось мне настолько незнакомым, чужим. Когда отражение заволоклось паром, я отвернулась от зеркала и шагнула в воду. И — заснула.