— Психиатрическое?!
Передо мной возник образ жуткого места, повсюду бродят сумасшедшие, слышен вой. Я не могла представить себя среди них.
— Да.
— Но почему? И зачем?
Доктор заговорил мягко, но в его голосе сквозило раздражение. Я мгновенно почувствовала уверенность, что мы уже говорили об этом, возможно, не один раз, вероятно, еще до того, как я начала вести дневник.
— Так было безопаснее, — сказал он. — К тому времени вы почти восстановились физически, но ваш разум находился в критическом состоянии. Вы не помнили ни кто вы, ни где находитесь. Вы проявляли признаки паранойи, обвиняли врачей в заговоре против вас. Даже пытались сбежать. — Он помолчал. — Вы становились все более неуправляемы. Вас перевели не только ради вашей безопасности, но и ради безопасности окружающих.
— Окружающих?
— Иногда вы вели себя агрессивно.
Я пыталась представить, каково это. Каждый день человек просыпается, ничего не понимая, не помня, кто он такой, где находится, как очутился в больнице. Задает вопросы и не получает ответов. Его окружают люди, знающие о нем больше, чем он сам. Должно быть, это ад кромешный.
Но я вспомнила, что речь шла обо мне.
— А дальше?
Он не ответил. Он поднял голову, но его взгляд был направлен в сторону, на дверь, словно он с нетерпением ожидал кого-то. Но ничего не произошло, дверь не открылась, никто не вошел и не вышел. Я подумала: «Наверное, ему хочется убежать».
— Доктор Нэш, — повторила я. — Что случилось потом?
— Вы оставались там некоторое время.
Его голос почти перешел в шепот. Может, он уже говорил мне это, но сейчас он знает, что я все запишу и буду помнить гораздо дольше, чем на протяжении пары часов.
— А точнее?
Он не ответил. Я повторила вопрос:
— Сколько?
Он взглянул на меня со смешанным выражением печали и боли.
— Семь лет.
Доктор Нэш расплатился, и мы вышли из кафе. Я шла как во сне. Не знаю, чего я ожидала, и где, мне думалось, я провела самое тяжелое время своей болезни. Но не в психушке. Не в средоточии ужаса и боли.
Мы шли, вдруг доктор повернулся ко мне.
— Кристин, у меня к вам предложение.
Он говорил нарочито небрежным тоном, словно собирался предложить мне мороженое. Разумеется, это неспроста.
— Я слушаю, — ответила я.
— Я считаю, что для вас будет полезно съездить в отделение, где вы лежали. Где провели столько времени.
Я ответила, не думая, автоматически:
— Нет! Зачем это мне?
— Вы буквально проживаете свои воспоминания, — сказал он. — Помните, что случилось во время визита в ваш бывший дом? — Я кивнула. — Вы вспомнили нечто новое. Я считаю, что это может повториться. Мы запустим некий механизм.
— Но…
— Конечно, вы не обязаны. Но… я буду с вами откровенен. Я уже связался с персоналом. Они с радостью вас примут. То есть нас. Когда угодно. Я должен только позвонить и сказать: мы к вам едем. Я буду с вами. Как только вы почувствуете, что вам плохо, неприятно, мы тут же уедем. Все пройдет хорошо. Уверяю вас.
— Вы думаете, это может принести улучшение? Вы уверены?
— Я не знаю, — ответил он. — Но шанс есть.
— И когда вы хотите ехать?
Он резко остановился. Я поняла, что мы как раз дошли до его припаркованной машины.
— Сегодня, — сказал он. — Я считаю, мы должны поехать сейчас же. — И затем добавил странную фразу: — Мы не можем терять время.
* * *
Я могла не ехать. Доктор Нэш не уговаривал меня. Но, хотя сейчас я этого не помню — я вообще мало что помню, если честно, — видимо, я дала согласие.
Ехать было недалеко; всю дорогу мы молчали. Я не могла ни о чем думать. Не хотела говорить, ничего не чувствовала. Мое сознание словно опустело, выдохлось. Я вытащила из сумки свой дневник, не заботясь о том, что сказала раньше доктору, и записала последние события. Я решила зафиксировать все нюансы нашей беседы. И все записала, почти механически. Мы приехали на место, припарковали машину, за все время не обменявшись ни словом. Также в молчании мы шли по стерильным коридорам, где пахло передержанным кофе и свежей побелкой. Мимо нас на каталках провозили людей с капельницами. На стенах постеры с отстающими углами. Лампы на потолке мигают и жужжат. Я думала только об одном: семь лет здесь! Целая жизнь, которую я совершенно не помню.
Мы дошли до сестринского поста перед двойной дверью. «Отделение Фишера». Доктор Нэш нажал кнопку коммутатора и произнес что-то неразборчивое. «Это ошибка, — подумала я, пока перед нами открывалась дверь. — Я не выжила после нападения. Кристин Лукас, отворившая кому-то дверь номера в отеле, мертва».
Снова двойная дверь.
— Кристин, все в порядке? — спросил доктор, когда первая дверь захлопнулась за нами, отрезая от внешнего мира. — Это отделение для буйных.
Тут на меня накатила уверенность, что эта дверь закрылась навеки, что назад я не вернусь. Я нервно глотнула и прошептала:
— Ясно.
Начала открываться внутренняя дверь. Я не представляла, что могу за ней увидеть, у меня не было ощущения, что я бывала здесь раньше.
— Готовы? — спросил доктор.
Длинный коридор. По обеим сторонам — двери, за ними остекленные помещения. В каждом стоит кровать, где убранная, где нет, на некоторых лежали люди, но большинство пустовало.
— Пациенты этого блока страдают от множественных нарушений, — заговорил доктор Нэш. — У многих шизофренические симптомы, у кого-то биполярное расстройство мозга, острый психоз, депрессия.
Я заглянула в одну из комнат. На кровати сидела абсолютно голая девушка, уставившись в телевизор. В другой, сидя на корточках и обхватив себя руками, словно в попытке согреться, раскачивался мужчина.
— Они сидят взаперти? — спросила я.
— Пациенты этого блока были госпитализированы по Закону об охране психического здоровья. То есть принудительно. Они находятся здесь ради собственного блага, но против собственной воли.
— Ради собственного блага?
— Да. Они представляют опасность либо для себя, либо для окружающих. Их нужно обезопасить.
Мы шли дальше. В одной из комнат женщина подняла голову, но, хотя наши взгляды встретились, в ее глазах ничего не отразилось. Она вдруг ударила себя, снова взглянула на меня и, когда я моргнула, ударила снова. У меня мелькнуло воспоминание: я, ребенок, в зоопарке, стою перед клеткой с тигрицей, которая ходит туда-сюда по клетке. Но я встряхнулась и просто пошла дальше, не глядя по сторонам.
— Зачем вы меня сюда привели? — спросила я.