— А Иван-царевич? — немедленно взревновал сын. — Он что, не пригож?
— Конечно, пригож.
— И мил, и кожей бел, — закончил Эраст.
— Да. — Николас отложил книжку. При таком интерактивном режиме дочитать сказку до конца удавалось редко — приходилось выдумывать на ходу. — Полюбили Иван-царевич и Марья-царевна друг друга, решили пожениться…
— Нельзя, — отрезал Эраст.
— Почему?
— Они брат и сестра.
— С чего ты взял?
— Отчество одинаковое. Иван Царевич и Марья Царевна. Сестры с братьями не женятся, так не бывает.
Николас подумал и нашелся:
— Это же сказка. В сказках, сам знаешь, всё бывает.
Эраст кивнул, можно было продолжать.
— Но полюбил Марью-царевну злой волшебник Кащей Бессмертный, похитил ее и уволок далеко-далеко, в тридевятое царство, в тридесятое…
Тут перебили оба. Геля заявила:
— Если полюбил, значит, не такой уж он злой.
Сын же подозрительно прищурился:
— Не по-онял. — (Это он из телевизионной рекламы научился так говорить, теперь не вытравишь.) — Какой такой Кащей Бессмертный? Которому мы с Иванушкой-дурачком сначала яйцо разбили, а потом иголку сломали? Он же пал на землю и издох!
— Ну… — не сразу нашелся Фандорин. — Это потом было. Марью-царевну он раньше украл.
— Значит, и рассказывать нужно было сначала про Иван-царевича, а потом уже про Иванушку-дурачка, — проворчал Эраст. — А то так не правильно. Ладно, давай дальше.
Геле на ее замечание про любовь, совершенно справедливое, Николас ничего не ответил, только улыбнулся и погладил по мягким волосам. Она нетерпеливо дернула головой — не до глупостей, мол, продолжай.
— Сел Иван-царевич на доброго коня и отправился на поиски Марьи-царевны. Едет через темные леса, через глубокие моря, через высокие горы, за синие озера. Месяц едет, два, три, и попал в такое место, что ничего там нет, только ветер воет да вороны каркают. Видит — лежит на дороге большой-пребольшой камень, и на нем написано:
«Прямо пойдешь — жизнь потеряешь, налево пойдешь — душу потеряешь, направо пойдешь — коня потеряешь, а назад отсюда дороги нет».
— Может, хватит уже про Иван-царевича? — взбунтовалась Геля. — Теперь нужно про Марью-царевну рассказать. Как она там жила, у Кащея Бессмертного, о чем они разговаривали, чем он ее угощал, какие подарки дарил.
— Почему ты думаешь, что он ее угощал и дарил подарки?
— Ведь он же ее полюбил.
— Да, правильно. — Николас почесал нос. — Ну, в общем, жила она у него не сказать чтобы плохо. Мужчина он был собой видный, еще нестарый, много повидал на своем веку, да и умный. Рассказчик замечательный. Но не могла Марья-царевна его полюбить, потому что…
— Потому что сердцу не прикажешь, да? — подсказала дочь.
Эраст деликатно покашлял:
— Кхе-кхе.
Это означало: не хватит ли про ерунду? Фандорин двинул фабулу дальше:
— Стоит Иван-царевич перед камнем, выбирает, куда ехать. Жизнь ему терять неохота, душу тем более…
— А как это — душу потерять? — заинтересовалась Геля.
— Это самое страшное, что только может случиться. Потому что со стороны совсем незаметно. Вроде человек как человек, а души в нем нет, одна видимость, что человек.
— И много таких? — встревожилась дочка.
— Нет, — успокоил ее Ника. — Очень мало. Да и те не совсем пропащие, потому что, если очень захотеть, душу можно обратно отыскать.
— Мы сказку рассказывать будем? — положил конец схоластической дискуссии Эраст. — Куда же он поехал?
— Направо, конечно.
Геля спросила дрогнувшим голосом:
— А конь? Он же добрый был, ты сам сказал.
И сын насупился: непорядок.
— А коня он с собой не взял, — придумал Ника. — Около камня оставил, пастись.
— Это правильно, — одобрил практичный Эраст. — Можно его на обратном пути забрать.
Тут по законам жанра требовалось подпустить саспенса, и Николас заговорил страшным голосом:
— Пошел Иван-царевич направо и забрел в густую-прегустую чащу. Ух, как там было темно! Под ногами что-то шуршало, над головой шелестели чьи-то крылья, а из мрака светились чьи-то глаза.
— Ой, — сказала Геля и натянула одеяло до самых глаз, а Эраст лишь мужественно стиснул зубы.
— Вдруг на тропинку как выскочит Серый Волк! — продолжал нагнетать Николас. — Зубы вот такие, когти вот такие, шерсть дыбом! Как оскалит желтые, острые клычищи…
Здесь пришлось прерваться, потому что зачирикал дверной звонок. Кто бы это мог быть, в одиннадцатом часу? Может, Алтын передумала ехать на свою растленку?
— Сейчас открою и вернусь, — сказал Ника, поднимаясь.
Нет, это была не Алтын.
На лестничной площадке стоял мужчина в спортивной куртке. Лицо бритое, с упрямо выдвинутой челюстью, глаза маленькие, бойкие. Под мышкой незнакомец держал ложно-кожаную папку на молнии.
— Николай Александрович Фандорин здесь проживает? — спросил он, глядя на долговязого хозяина квартиры снизу вверх.
— Да, это я, — настороженно ответил Николас.
Всякому жителю России известно, что от поздних неожиданных визитов добра не жди.
— Так это я, выходит, к вам, — широко улыбнулся мужчина, словно сообщал необычайно радостную весть. — Из МУРа я, из шестнадцатого отдела. Оперуполномоченный Волков Сергей Николаевич.
Открыл перед носом маленькую книжечку, подержал, но недолго — Фандорин успел лишь прочесть слово «капитан».
— Разрешите войти? Разговорчик есть. Капитан качнулся вперед, и Николас инстинктивно отступил, давая дорогу.
Переступив порог, оперуполномоченный МУРа жизнерадостно объявил:
— Хреновые ваши дела, гражданин Фандорин. Как говорится, заказывайте белые тапочки.
И оскалил острые, желтые зубы в хищной улыбке.