— Боюсь, что нет.
— Но его труп там?
— Пациент.
— Что?
— Мы говорим «пациент», а не «труп».
— Простите?
— Это вы извините меня. Понимаю, как вам, должно быть, тяжело.
Они стояли в неловкой тишине, слышалось только слабое гудение электричества. Наконец Джед откашлялся и сказал:
— Ну что ж… Оставлю вас наедине. Пожалуйста, садитесь.
Он указал на кушетку горчичного цвета. Виктор замотал головой, как будто хотел остановить его. Деламота охватило гадливое чувство — не столько потому, что его смертью манипулируют, сколько из-за того, что сиденье, сочувственно предложенное его жене, было таким омерзительным.
Но Грейс не стала садиться.
Она поблагодарила Джеда и проводила его взглядом. Потом она медленно подошла к цилиндру и прикоснулась пальцами к стекловолоконной оболочке.
— Грейс, не волнуйся, — вырвалось у Виктора. — Это…
И тут она стукнула по контейнеру кулаком.
Потом еще раз.
Наконец она ударила по нему так сильно, что чуть не упала сама.
Придя в себя, Грейс фыркнула и направилась к выходу, даже не оглянувшись на горчичную кушетку.
Дверь закрылась. Казалось, эта тишина адресована лично Виктору. Дор и Сара смотрели на него, но он отвернулся, чувствуя себя незащищенным. В своем стремлении обмануть смерть он верил ученым больше, чем собственной жене. Он отказал ей в последней близости. Он даже не оставил ей тела, чтобы она могла его похоронить. Как она будет его оплакивать? Виктор сомневался, что она придет сюда еще раз.
Он взглянул на Сару — она опустила глаза, видимо в смущении.
Деламот повернулся к Дору и рявкнул:
— Просто покажите, сработал ли мой план.
Толпа. Очень густая.
Таким было первое впечатление Виктора от будущего. Они проследовали по песчаной тропинке сквозь гигантское стекло, из пустоты опустились в очередную полосу тумана; когда он рассеялся, взору Деламота и его спутников открылись огромные небоскребы, стоявшие плотными рядами, квартал за кварталом, — судя по всему, это был крупный мегаполис несколько веков спустя. В нем почти не осталось зелени и других оттенков, кроме голубовато-стального и серого. Небо то и дело прорезали необычные летательные аппараты небольшого размера, и сам воздух казался другим — плотнее, грязнее и холоднее, чем в прошлом. Однако нельзя было сказать, что люди одеты тепло. Они отличались от современников Виктора чертами, а может, выражением лиц, их волосы пестрили всеми цветами палитры, напоминая о ящике с красками, головы казались крупнее. Определить их пол было довольно затруднительно.
Зато Виктор не увидел ни одного старика.
— Это Земля? — удивленно спросила Сара.
Дор кивнул.
— Значит, мой план сработал? — уточнил Виктор. — Я жив?
Хранитель времени безмолвно опустил веки. Они стояли в центре огромной городской площади, а десятки тысяч людей сновали вокруг, уткнувшись в какие-то устройства. Некоторые вели переговоры с помощью темных очков-экранов, плавающих у них перед глазами.
— Неужели мы в далеком будущем? — восхитилась Сара.
Виктор огляделся:
— Если определять навскидку, то прошло несколько сотен лет.
В уголках его губ пряталась торжествующая улыбка.
Поскольку Виктор оценивал жизнь с позиций успеха или поражения, он верил, что победил. Ему удалось избежать смерти и вынырнуть в будущем.
— И где же мое место в этом новом мире? — поинтересовался он.
Дор махнул рукой, и картина поменялась. Теперь они находились в просторном серебристо-белом зале с боковым освещением, массивным высоким потолком и экранами, висевшими в воздухе.
С каждого монитора на незримых пришельцев из прошлого смотрел очень знакомый человек.
— Что здесь, черт подери, происходит? — крикнул опешивший Деламот, узнавая себя.
На экраны проецировались мгновения из его жизни. Он увидел себя тридцатилетним, обменивающимся рукопожатиями с членами совета директоров. Замелькали кадры, где ему пятьдесят, — он произносит программную речь в Лондоне. А вот Виктору уже перевалило за восемьдесят; он вместе с Грейс рассматривает результаты компьютерной томографии в кабинете врача. Группы людей прилипли к экранам, словно им показывали художественный фильм. Может, в будущем он стал легендой? Чудом медицины? Кто знает? Виктор не исключал, что это здание принадлежало ему.
Но откуда они могли взять такие изображения? Эти мгновения никогда не были засняты. Тут показали сцену, которая произошла несколько недель назад: из окна своего офиса Виктор разглядывал человека, сидевшего на крыше небоскреба.
— Это были вы? — спросил он Дора.
— Да.
— Почему вы уставились на меня?
— Мне было интересно, почему вы хотите продлить тот срок жизни, что вам отпущен.
— А почему бы и нет?
— Это совсем не подарок.
— А вы-то почем знаете?
Дор вытер лоб:
— Потому что со мной это уже было.
Не успел Виктор ответить, как в зале, теперь уже до отказа забитом посетителями, началось волнение.
Зрители, сидевшие на покачивающихся в воздухе стульях или прижавшиеся к стенам, бурно реагировали на то, что происходило на экранах.
Сейчас там чередовались картины детства Виктора во Франции. Мальчик подпрыгивает на коленях у родителей. Бабушка кормит его супом с ложечки. Он плачет на похоронах отца и молится рядом с матерью. «Пусть снова будет вчера». Послышался единодушный вздох толпы, когда прозвучали эти слова.
— Почему их так интересует моя жизнь? — спросил Виктор. — И где нахожусь я сам?
Дор указал на большую стеклянную трубу в углу помещения.
— Что это? — спросил Виктор.
— А вы подойдите — и увидите, — ответил Дор.
Виктор, прихрамывая, пробрался в другой конец зала сквозь толпу, подобно призраку, и прильнул к стеклу.
Волна ужаса накрыла его с головой.
Там, внутри трубы, лежала розоватая усохшая мумия, мускулы были атрофированы, кожа покрыта пятнами, как будто от ожогов, сквозь голову во многих местах пропущены провода, присоединенные к многочисленным машинам. Глаза были открыты, а губы раздвинуты в болезненной гримасе.
— Этого не может быть, — повысил голос Виктор. — Меня должны были оживить. Все бумаги оформлены. Я заплатил хорошие деньги!
Тут он вспомнил о предупреждении юристов: «Они не обеспечат вам страховку на все случаи». Зачем он так глупо проигнорировал его в своем стремлении выиграть во что бы то ни стало?