Так что мой список еще до обеда сократился до семи человек.
— Вы знаете, что это за человек? — тем временем заливался Андрон. — Это современный Савва Морозов! Только благодаря таким людям искусство переживет наше трудное время!
Насколько я поняла, Тимофей Георгиевич был намерен спонсировать какой-то спектакль в театре Андрона, и тот ему был за это без меры благодарен. Тимофей оказался в процессе разговора настоящим знатоком и любителем театра, он посещал все городские премьеры и даже восхищался художественным талантом Андрона. Мне трудно было понять, о каких колоннах и задниках говорили они, но это не слишком их волновало. Им и вдвоем было не скучно.
Поэтому, когда через часик я попросила их удалиться, они охотно сделали это. Тем более что пиво у них подходило к концу, а тем для разговоров еще было хоть отбавляй.
* * *
Борис Алексеевич большую часть времени, по моим наблюдениям, проводил со своим новым соседом по купе, подсевшим к нему в Самаре. Они то выходили в тамбур покурить, то сидели у себя в купе, не прекращая ни на минуту своих серьезных разговоров.
Новый сосед Бориса Алексеевича был угрюмый, насупленный мужик со сросшимися бровями над перебитым носом. И вдвоем они выглядели настолько внушительно, что редкий пассажир осмеливался попросить у них огоньку. Не знаю, о чем уж они говорили, но улыбок на их лицах я ни разу не заметила.
На меня Борис Алексеевич не реагировал, а может, просто не замечал. Быть третьим в этой суровой компании мне не хотелось, да меня туда никто и не приглашал.
Несмотря на бурное начало дня, его продолжение оказалось довольно монотонным. Наверное, этого и следовало ожидать, поскольку все нашли себе интересных собеседников или партнеров по настольным играм и развлекались, как могли.
И только я, порхая между мужчинами, как бабочка, оставалась в гордом одиночестве.
Конечно, в отличие от большинства пассажиров, я выполняла серьезное задание, и одиночество было для меня не только желательным, но чаще всего обязательным состоянием, но почему-то у меня все равно немного испортилось настроение.
«Как хорошо было бы ехать теперь со своими друзьями или с любимым человеком, — думала я. — Вон как весело Сереже с Любой! И никто им не нужен!..»
После того как Семен с Тамарой покинули наш поезд, молодожены почти не выходили из своего купе, и мне казалось, что уже теперь со спокойной душой я могла вычеркнуть их из списка подозреваемых.
Покинутый мной финансист тоже слонялся с недовольной физиономией и, судя по всему, не мог найти себе никакого дела до самого обеда. И когда услышал громыхание посуды рядом с нашим вагоном, то заметно оживился. Это означало, что нам везут обед, а стало быть, хоть и недолгое, но развлечение.
После обеда, который я съела с большим аппетитом, несмотря на свою меланхолию, мне захотелось стряхнуть с себя все грустные мысли и как-то активизироваться.
В конце концов, кроме молодоженов, в моем списке было еще пять человек, и если мне пока не удавалось зацепить самую крупную рыбу, то есть Бориса Алексеевича, то можно было прощупать рыбу помельче.
Я переоделась в вечернее платье и направилась в ресторан, где, судя по всему, должны были находиться в это время и Санек с Толяном. Во всяком случае, в нашем вагоне их не было видно с утра.
Но и в ресторане молодых людей тоже не оказалось. Вообще я не заметила там ни одного знакомого лица, кроме славных мальчиков из второго купе, которые помогали в Орске Семену выгружать его вещи. Я посидела с ними для виду с полчаса, угостила их пивом, мы вспомнили тревожную ночь и поделились свежими анекдотами.
За это время в ресторане не появился никто из подозреваемых, и я оставила молодых людей допивать пиво, а сама вернулась в свой вагон.
В тамбуре я буквально столкнулась нос к носу со Стеллой и не обнаружила в ней на этот раз ничего сексапильного. У нее были красные от слез глаза, и она трясущимися руками пыталась прикурить сломанную второпях сигарету.
— У вас неприятности? — спросила я, и девушка в ответ разрыдалась уже в голос.
Немного успокоившись и наконец раскурив свою сигарету, она рассказала мне о своих проблемах.
— Это черт знает что! — начала она свой рассказ. — Этот старый козел! Что он возомнил о себе? И за кого он меня принимает?
Насколько можно было понять, разговор шел о нашем общем знакомом Владимире Ивановиче, и я догадывалась, что могло произойти между ним и Стеллой.
— Ведь в первый день сказала ему, что еду к мужу, — затягиваясь сигаретой и всхлипывая, рассказывала она. — Так нет же, прицепился как банный лист!
Дело оказалось намного серьезнее, чем я предполагала. Стелла все это время с переменным успехом воевала со своим соседом. И вчера ей показалось, что он оставил свои намерения в отношении ее, полностью переключившись на меня. Оказывается, он вчера полдня рассказывал ей про меня и приводил в пример, как разумную девушку, которая не избегает знакомств с положительными солидными мужчинами и понимает всю прелесть дорожных романов.
Владимир Иванович явно переоценил впечатление, которое произвел на меня своими байками. Но это подняло его в собственных глазах, и, убедившись в своей неотразимости, он предпринял решительный штурм на Стеллу.
Дождавшись, когда она задремлет, он запер дверь купе изнутри и попытался своими объятиями и мокрыми поцелуями склонить свою соседку ко взаимности.
Стелла, перепуганная со сна его действиями, пнула нахала ногой в пах и, по ее словам, поцарапала ему морду. В результате этого дамского сопротивления Владимир Иванович находился теперь в купе то ли без сознания, то ли… У Стеллы возникали по этому поводу самые серьезные опасения, вплоть до самого страшного.
Она не знала, что предпринять, и выскочила из купе, чтобы успокоиться и собраться с мыслями.
— Может быть, позвать проводницу? — спросила она у меня.
— Пока не стоит, — решительно возразила я.
— А если он умер? — с ужасом прошептала она, и слезы снова навернулись ей на глаза.
— Он еще довольно бодрый толстячок и, скорее всего, очень живучий, — успокоила я ее, хотя совсем не была уверена в том, что говорила.
Если он ударился головой о какой-нибудь острый выступ, то за этим вполне могло последовать что угодно — от черепно-мозговой травмы до сердечного приступа. А в его возрасте и с его комплекцией — это не шутка. И несмотря на то что он сам был во всем виноват, Стеллу в этом случае ждали бы серьезные неприятности. Угораздило же «козла»!
Проводив Стеллу до своего купе и уложив ее на свою полку, я, соблюдая все меры предосторожности, вернулась назад и проникла в шестое купе.
Владимир Иванович выглядел неважно, но проявлял некоторые признаки жизни. Я поняла это в тот же момент, как вошла, уловив в воздухе запах, свидетельствующий о некоторых функциях живого организма.