Идея шикарного злачного места, конечно, может захватить любое воображение, однако я боюсь, что она так в области воображения и останется. После двенадцати лет жизни на Западе мне как-то трудно представить себе богатых плейбоев, что вдруг ринутся тратить свои доллары в этих балтийских эрмитажах. Между тем в наших рижских разговорах и дискуссиях возникла альтернативная идея создания в Дубултах международного, а точнее, скандинавского культурного и литературного центра.
Этот проект мне представляется более реалистическим, чем проект дубултовского Лас-Вегаса. Больше того, он и валюты реальной больше принесет. Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем выработается специальный, нацеленный на Дубулты тип международного плейбоя, между тем писатели Скандинавии, Германии и Польши за умеренную, именно «писательскую», рассчитанную на наши тугие заработки, плату начнут приезжать хоть завтра. Рядом с ними, конечно, найдется место и латвийским писателям, и российским, и армянским и прочая, что не успели еще конвертировать свои валюты. Без всякого сомнения, сюда охотно будут для встречи с музой приезжать и писатели изгнания, эмигранты из Европы и даже из Америки. Здесь можно будет устраивать международные конференции, семинары и «уоркшопы», то есть литературные мастерские. А помимо практических выгод такой международный центр, возникший на месте старой традиции вольнолюбивой музы, в месте, овеянном стихами Райниса и заритмизированном медлительной прозой Гончарова, принесет пользу для престижа свободной Латвии.
Мы говорили с официальными лицами и с латвийскими писателями, включая первого секретаря Союза Виктора Авитоньша. Ледок нарождающейся враждебности был сломан. Все понимают, что с водой не надо выплескивать и ребенка.
1993 (?)
Открыв недавно утром газету «Вашингтон пост», я увидел большую панораму центральной части города Риги, а под ней крупный заголовок, который гласил: «Русский шовинизм, громко и отчетливо». Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что главным героем статьи и, стало быть, источником «громкого и отчетливого» русского шовинизма был не кто иной, как ваш покорный слуга, писатель Василий Аксенов.
Это я-то, кого советские газеты все те годы гвоздили как проамериканца и космополита, гнусного отщепенца, предателя родины и перекати-поле, кого даже и приличная публика в Советском Союзе считала неисправимым «западником», вдруг был с ходу приткнут к лагерю ура-патриотов, чей самый дух мне претит категорически.
И все-таки именно так. Автор статьи, вернее, большого письма в «Вашингтон пост», профессор Джорджтаунского университета Джордж Викснинс, о котором в примечании сказано, что он покинул Латвию в возрасте семи лет, а сейчас является советником Банка Латвии, откликается на мою статью о летних латвийских впечатлениях, напечатанную в той же «Пост» за две недели до этого, и пишет в частности: «В то время как диссидентские заслуги Аксенова безупречны, великорусский шовинизм просвечивает сквозь его статью громко и отчетливо».
Не знаю уж, как можно громко просвечивать, однако и не удивляюсь этому в эпоху постмодернизма. Удивляюсь тому, как можно произвольно интерпретировать чужие соображения.
Свою статью в американскую газету я написал, в принципе, по мотивам выступления на Радио «Свобода» летом прошлого года. Среди прочего я рассказывал там о своей поездке совместно с представителями Российского Литфонда на латвийский курорт Дубулты для переговоров о судьбе бывшего Всесоюзного дома творчества.
В связи с этим профессор Викснинс пишет: «Это весьма благородно, что Аксенов предложил создать там «международную колонию балтийских писателей вместо уютного игорного притона для балтийских мафиози». Я лично с большей вероятностью отправлюсь в Лас-Вегас или в Атлантик-Сити, чтобы поработать над теорией вероятности, чем ездить в Латвию для этой цели, однако это не его дело».
Вот так аргументация! Не его дело, да и только! Какие бы ты соображения ни выдвигал, они могут быть даже благородными и резонными, не лезь с ними, потому что это не твое дело. А почему, собственно говоря, не мое дело? Почему писатель не может писать на тему, которая его заинтересовала, и выдвигать предложения, которые ему кажутся резонными? Ведь это же не директива и даже не деловые предложения, это просто-напросто писательское эссе, в конце концов.
Профессор Викснинс не говорит, почему это не мое дело, почему я не могу касаться судьбы писательского Дома творчества, в котором я в прошлом провел немало дней, сочинительствуя и работая над текстами своей прозы, однако это легко читается во всем тоне его заявления. Дом творчества «Дубулты» находится на территории ныне свободной Латвии, а ты, Аксенов, хоть ты волею судьбы и стал профессором американского университета и гражданином США, все-таки являешься этническим русским, то есть принадлежишь к нашим вчерашним поработителям, и потому это не твое дело!
Если же я вам скажу, профессор Викснинс, что ваши поработители всю жизнь были и моими поработителями, вы этот аргумент отвергнете по причине моей этнической принадлежности. И все-таки я это скажу и еще добавлю, что отношу к своим поработителям не только несметные полчища русских коммунистов, но и довольно многочисленный отряд латышских «красных стрелков», и еще добавлю, что среди следователей по делу моей матери Евгении Гинзбург, рядом с русским и татарином, был и очень активный латыш, капитан НКВД Веверс [333] .
У них, поработителей, был свой интернационал, а у нас, писателей и интеллектуалов, есть свой. Люди этого интернационала всегда будут отвергать все проявления догматизма, в том числе и узконационалистическую косность. Мое «латвийское» эссе было написано не с позиций русского шовинизма, а с позиций все того же космополита, западника и перекати-поле. Именно поэтому оно, очевидно, и не понравилось в Банке Латвии.
Уместно тут вспомнить, чем была Прибалтика для русских писателей моего поколения. Ее недолгая свобода разлила над теми берегами такую стойкую ауру, что мы как завороженные приковывались взглядами к закатам за готическими шпилями. Анатолий Гладилин писал о перекрестках этой «малой Европы», которая за «железным занавесом» заменяла нам Европу большую. В 1960 году, попав на военные сборы корабельных врачей, я был очарован Таллином, и именно в Эстонию сбежали юные герои «Звездного билета» в знак протеста против стереотипов советской жизни и официальной комсомольской романтики.
В шестидесятых годах в Дубултах каждую зиму возникала вольная колония русских и прибалтийских молодых писателей. В июньские белые ночи мы вместе с латышами собирались вокруг костров полулегального национального праздника «Лиго». Однажды, когда этот праздник был полностью запрещен как буржуазный и националистический, мы со сцены актового зала Рижского университета потребовали: «Руки прочь от Лиго!»
Как-то раз трое ребят в Пирита ночью показали мне подкладки своих пиджаков. Там были нашиты четырехугольные лоскуты с тремя цветами национального флага, белым, синим и черным. За такие дела тогда полагалась тюрьма. Я попросил у них дать мне такой же лоскут и с юношеским трепетом, хотя мне было в ту пору уже 28 лет, пришил его к подкладке своего пиджака. С тех пор при встречах мы отворачивали свои пиджаки и тайком показывали друг другу флаги независимой Эстонии.