А он и стонать не мог, только подумал – все, умер!
– Однако, почти мертвый, – сказал кто-то у него над головой.
Странный это был голос, окрашенный множеством оттенков, хриплый и высокий одновременно, глубокий и протяжный, тягучий.
– Жила жизненная, однако, в нем надорвалась! Соки не текут! – проскрипел-пропел голос над Захаром.
Чей-то другой голос со стороны что-то сказал, Захар не расслышал, но понял, что рядом есть кто-то еще – голос знакомый, только не вспомнить, чей…
«Надо бы постараться, вспомнить», – решил он, но не смог.
– Думать буду! Разрешения надоть спросить, он уж там, куда ходить нельзя, однако! – проскрипел первый голос.
Другой, знакомый, что-то ответил. «Уговаривает», – понял Захар по интонации.
– Иди! – повелительно и безоговорочно приказал первый. – Не мне решать!
Тут Захар поплыл от напряжения – в привычную уже пустоту – и перестал слышать жизнь вокруг…
И начался его путь назад – оттуда, «куда ходить нельзя»!
Мужики потом рассказывали: три дня сидели, ждали приговора шаманского. Он не выходил, слышали только бубен, пение горловое, какие-то звуки завораживающие, странные – но издалека, их чукчи близко не подпускали к шаманскому чуму и сами не ходили – табу!
На четвертый день, совсем рано утром, появился перед ними шаман, тихо, без единого звука, словно из ниоткуда материализовался. Они его сразу и не узнали – постарел лет на двадцать! И строго так, словно они провинились в чем-то, отослал:
– Уезжайте! Приедете за ним через тридцать три дня! Вернуться разрешили, а жизнь он пока не заслужил. Уходите, быстро! Чужим здесь нельзя сейчас.
Да так сказал, что мужики бывалые, видевшие-перевидевшие много чего на свете, в нарты попрыгали и деру дали, словно черту в пасть заглянули! Во как бывает, в жизни-то!
Захар же три дня и три ночи находился в глухом безвременье, в пропасти, куда смертному заказана дорога.
Где-то очень далеко, еле различимо в пространстве, стучало сердце похожими на тамбурин гулкими ударами – тук-тук-тук-тук! Он различил через затягивающую серость непрогляди, уловил этот звук, единственное еле уловимое напоминание о жизни, и… пошел на него.
Рвался из всех сухожилий, разрывал вены, артерии, связки – на звук, на звук, на звук, – напоминание о еще существующей где-то жизни! Тук-тук-тук-тук – бег крови в венах, страшно оттого, что ты его услышал, и обнадеживающе оттого, что ты его услышал!
Тук-тук-тук-тук-тук!!!
Громче, громче… Отчетливей!
И вдруг он осознал, что он – олень! Вожак. Самый сильный, самый разумный, самый выносливый из стада, молодой олень. Единственный сильнейший вожак!
Он уводил охоту от своего стада, от самок и оленят, далеко, через тропы, через низкорослый ельник, в болото. И заигрался, увлекся, перехитрив преследователей, завел в топь, но и сам попался! Из-за лишней глупой гордости, ослепленный радостью победителя – попался!
И увяз. Сильно. Смертельно!
Провалившись всей тушей, четырьмя ногами, до самой спины. И слушал этот трагический барабанный набат, поменявший окрас звука:
– Тум-тум-тум-тум!
Совпадавший с ритмом тока его напуганной крови, с ритмом его борющегося за жизнь сердца:
– Тум-тум-тум-тум-тум!
Он знал наверняка, понимал, что у него есть только один шанс, последний, и вложил в этот шанс все силы, всю энергию, данную ему от рождения до этого рокового дня. Он вдохнул холодящего морозного воздуха всей мощью груди, собрав в этот вздох и последний порыв всю гордость и ответственность вожака, самца-победителя – и рвану-у-у-л!!!
И выгреб через жижу смертельную, встал на твердь передними ногами, уперся в последнем, крайнем усилии и вытащил себя, тело, жизнь свою из смрада болотного!..
Тум-тум-тум-тум-тум!!! – колотилось победно его сердце.
Он знал про этот лес все!
Про каждую травинку, полянку, лесинку, деревце. Он жил вместе с ним – там ущипнул и пережевал то, что требовалось для восстановления сил, там привалился к дереву и, закрыв глаза, впитывал в себя его силу вековую, там постоял на полянке, подпитываясь могуществом земли-травницы!
И вскинул гордую голову, и огласил лес победным ревом жизни…
И пошел, пошел на зов, запах своей самки, своих детенышей, подвластного ему стада, которых чувствовал, осязал за километры!
Тум-тум-тум-тум!
Его звало что-то, будоражило, звало и пугало…
И гордый бег оленя-победителя становился легче, легче, меняя ритм, динамику, направленность, он перевоплощался в огромную птицу, рога становились крыльями невероятного размаха, глаза видели то, что не мог видеть олень!
Взмах, еще один! И он летел. Он все знал про потоки воздуха, ветер, управление ими, вписывание своего тела в эти потоки!
Он был горд, прекрасен и свободен, как никто на свете. И пролетавший, меняющийся пейзаж внизу казался маленьким и глупым.
Он уловил запах!
Жизнь! Жизнь, которая даст и продлит, помогая окрепнуть, его птенцам и ему…
Тум-тум-тум-тум! – застучало сердце, готовясь к атаке!
Добыча! Победа! Жизнь!
Он изменил расположение огромного крыла, выставляя его на спуск, он играл с воздухом, ветром, природой, он руководил и принимал решение, куда и как лететь – а сейчас его интересовала добыча! Он чувствует ее запах, страх, еще не видит, но чувствует!
Я победитель!
Я здесь вожак, я чувствую тебя и знаю, что ты уже мертва, потому что ты – продолжение моей жизни и жизни моих птенцов. И я возьму тебя!
И он пикирует, легко, как дышит – вниз, вниз, к добыче.
Вот она, мечется, пытается спастись, спрятаться, убежать, – но он знает, что поймает ее прямо сейчас! И его орлята, его потомство будут сыты и будут жить!
Красивый, гордый, свободный и уверенный, он пикирует вниз…
Тум-тум-тум-тум…
Он барс. Последний выживший из рода.
Он гордый, сильный, смелый, он готов умереть, чтобы выжило его потомство, он чувствует добычу и соперника. Он знает, что соперник силен и он другой – житель небес, но он не отдаст добычу. Ту, что источает запах смерти, призывая ловцов и охотников – маленького, отбившегося от стада, поранившего ногу олененка.
Он горд, силен, он воин – и он готов драться! Он знает каждую травинку, каждый камушек, каждый скалистый уступ и тропу в своем доме. Он един с природой, со степью и горами, они ведут его и помогают ему!
Быстрый удар когтистой лапы по корпусу соперника – он достал его, зацепил! Огромная птица, сделав стремительный вираж, взмывает ввысь, останавливает полет, замирает, почти складывает крылья и – ринувшись вниз, смертоносным клювом атакует барса! В последний момент, он уворачивается – он ждал этого момента, он рассчитал время и ждал. Уворачиваясь, он все-таки подставил, совсем немного, бок и почувствовал рвущую боль от ударившего клюва. Стремительный бросок гибкого тела, стремительный удар лапой, и он снова достал брюхо и край крыла врага!