Я замер.
Не надо мешать пророку, когда он впал в транс. На ногах он скорее всего удержится.
Может быть, это будет уточнение пророчества? Такое случалось. Или еще одно?
Глаза Кеши вдруг сузились, налились янтарной желтизной. Зрачок схлопнулся, расширился – и стал вертикальным. Я вздрогнул. Официантка, так не вовремя ринувшаяся за деньгами и оказавшаяся рядом, ойкнула.
– Антон, – сказал Кеша, глядя на меня. – Раз – отрока возьми с собой. Два – поспеши домой. Три – не тебе решать. Четыре – я приду опять.
Это не было похоже на пророчество. Это было похоже на то, словно пророка заставили говорить – и перехватили управление. Какие-то внешние формы, построение фраз – это было от пророчества. Содержание… Содержание было совсем иным.
– Что за нелепица? – воскликнула официантка плачущим голосом. – Не подобает приличным людям так вести себя!
– Простите великодушно, – ответил я, борясь с искушением добавить «сударыня». – Но это всего лишь детское баловство. Простите великодушно, примите за беспокойство…
Официантка чопорно кивнула, сгребла со стола деньги, приняла из моих рук тысячную купюру – и удалилась.
Стремление говорить велеречиво и старомодно – в меру понимания человеком и велеречивости, и старомодности – характерный признак близкого выброса Силы. Но каков должен был быть выброс, чтобы он подействовал на меня, Высшего?
И почему я его не заметил никаким другим образом?
Взгляд Кеши медленно просветлел.
Он потряс головой. Удивленно посмотрел на меня.
– Дядя Антон… Я пророчествовал? Второй раз в день?
– Нет, парень, ты нес полную кургу, – сказал я. – Пойдем.
– Домой? – робко спросил Кеша.
– Ко мне домой. Считай, что я тебя позвал в гости. Позвони матери…
– Она в Париже. С… – Кеша запнулся. – С мужем. Ну, как бы отчимом. Григорий Ильич его зовут.
– Как бы? – не понял я, беря у гардеробщика свое пальто. И наложил на нас с Кешей «сферу невнимания» – не стоит всем слушать наши разговоры, уж очень они странные.
– Это я их свел. – И вот тут Кеша впервые смутился. – Год назад. Подумал, ну что я такая скотина неблагодарная, мама ни с кем близко не сходится, все со мной, а она же еще не старая и могла бы сыскать в жизни свое счастье, возможно – даже родить мне брата или сестру. А дядя Гоша – хороший дядька. Добрый, неглупый, обеспеченный. Вот увез мать в Париж годовщину свадьбы отмечать. И меня звал, но я наотрез отказался, дабы не смущать их.
Кеша натянул куртку, застегнулся и искренне добавил:
– Я, наверное, его готов считать отцом. В некоем общечеловеческом смысле. Тем более что он искренне обо мне заботится… считая, что это мне нужно, пытается выступить образцом мужчины, которому я мог бы следовать в дальнейшей жизни. Это благородно и заслуживает отношения как к отцу Но увы, это слишком нелепо, учитывая обстоятельства. К прискорбию моему, я сам свел его со своей матушкой… Тьфу! Почему я так говорю?
– Мощный выброс Силы. Он влияет на подсознание, – пояснил я.
– А! Вспомнил, насучили! – обрадовался Кеша.
Мы забрались в машину, я включил мотор, поставил обогреватель на максимум.
– Так что со мной было-то? – спросил Кеша, шмыгнув носом. – Если я не пророчествовал…
– Тебя использовали как транслятор, – объяснил я. – Через тебя говорили со мной.
– Кто? – Кеша напрягся.
– А сам как думаешь?
Кеша вздохнул:
– Сумрак.
– Да, парень. Сумрак. Точнее – Тигр.
Иннокентий бывал у нас дома. В свое время Надя взяла над ним своеобразное шефство, причем не столько в магических делах, сколько в обычных, человеческих. Нет, совсем уж они не подружились – все-таки Надя была почти на год старше, да и возраст у них был такой, когда мальчики и девочки дружить по-детски уже стесняются, а по-взрослому – не умеют.
Но все-таки Кеша иногда приходил к нам, о чем-то общался с Надей. Потом, по просьбе Нади, мы устроили его перевод в ту же школу, где училась она. Ночной Дозор был всецело «за» – специально пророка охранять бы не стали, все-таки не столько у нас сил, а вот за компанию с Абсолютной волшебницей – одной головной болью меньше.
Так что Иннокентий вполне привычно повесил куртку, разулся, пошел мыть руки. Я двинулся на кухню. Кофе – это хорошо, но мы все-таки не Италия какая-нибудь. Мы Россия, страна «чайная». Чай не пьешь – откуда силу берешь…
– Мне зеленый! – крикнул Иннокентий из ванной комнаты, на секунду опередив мой вопрос.
– Вот за такие штучки вас, пророков, никто и не любит! – ответил я. Но сам улыбнулся. Мальчишка играет со своей Силой, проверяет ее, стреляет из пушки по воробьям. Однако вдруг у него получится управлять способностями пророка так же свободно, как это умеют предсказатели?
Я заварил Кеше зеленый чай – обычный, с жасмином. Себе – крепкий девятилетний пуэр.
Пришел Кеша, сел за стол напротив меня. Благодарно кивнул, беря чашку.
– Дядя Антон, зачем Тигр попросил, чтобы я пришел к вам?
– Хочет поговорить, наверное. – Я пожал плечами. – С тобой и со мной сразу.
– Ну, я не велика птица…
– Ладно-ладно, не скромничай… Предчувствий нет?
Подросток покачал головой:
– Нет. Сумрак не предскажешь…
– Со мной у тебя получается.
– Это не предсказание, – признался Кеша. – Просто я вас знаю хорошо. Вы всегда, когда хотите поговорить, предлагаете пойти есть мороженое. А когда идете на кухню, спрашиваете, кто и какой чай хочет.
– Дедуктивный метод, значит.
– Ну… И чуть-чуть пророчества. – Кеша вдруг лукаво улыбнулся. – Я знаю, что завтра у меня будет утром горло болеть. Значит, наверное, мороженого наемся. Мне его нельзя зимой, вообще-то у меня горло слабое… А сейчас я знал, что напьюсь зеленого чая с жасмином. Значит, вы мне его сделаете. Ваши действия я предсказать не могу, а вот свои – да.
– Хороший фокус! – сказал я с уважением. – Молодец, парень!
Кеша кивнул, без ложной скромности принимая комплимент. Потом спросил:
– А мы кого-то еще ждем? Кроме Тигра?
– Мы? Блин… – Я вздрогнул. – Да, в общем-то. Завулон обещал, что ко мне заглянет один… Один Темный.
– Вампир? – уточнил Кеша.
– Совершенно верно. Очень старый вампир. Все-таки предвидишь?
– Да нет, не предвижу. Просто вижу. – Кеша взглядом указал на окно за моей спиной.
Я повернулся и едва удержался от дрожи.
На карнизе за окном сидела летучая мышь. Огромная, чудовищная летучая мышь – распластанные крылья раскинулись метра на два, голова была размером с человеческую, тело елозило на оконном отливе.