Отношения с Ниной выбили меня из колеи. Некоторое время назад я был уверен, что самой сильной моей привязанностью останется Адонис-Додик, отвечающий всем требованиям идеального партнера. И немного необременительного секса на стороне...
Вместо этого я вляпался в сентиментальную историю, последствия которой непредсказуемы. Буря и натиск. А мне совсем не улыбалась роль романтического героя-любовника отвязанной славянской души с оригинальным умом и раскосыми глазами.
С другой стороны, было в ней нечто такое, что притягивало меня магнитом. Не секс (хотя лучшей любовницы припомнить не могу), а что-то другое, что-то, мерцающее в ее ауре и заставляющее меня терять самоконтроль. Вечная женственность на марше.
Порой я чувствовал, как от нее исходит глубокая грусть.
Казалось, она борется со смятением чувств.
Казалось, тяжелое воспоминание не дает ей покоя, страшный секрет давит на нее камнем.
Но какие в наше время у молодых женщин могут быть секреты! И я старался не думать об этом.
Нина была страстной и пристрастной. Слушать она умела с таким видом, как если бы заучивала наизусть все глупости, которыми я ее потчевал. А какому мужчине такое не лестно?
Она умудрялась извлекать из меня то, что я считал глубоко запрятанным, если не потерянным навсегда. Мне, как «старому козлу» из моего опуса, хотелось отдать ей все, все, все... А ей, похоже, «ничего от меня, кроме меня самого», не нужно.
Не может же автор попасться на удочку, которую он вручил в руки своей дрянной героине. Это было бы совсем смешно. Особенно для такого зубра, как я, с заскорузлой душой и хорошо темперированными мозгами.
Мне интересно с ней, женщиной, разговаривать. Подобного давно не случалось. Впрочем, давно мне не случалось с интересом разговаривать и с мужчиной. И это вовсе не проявление высокомерия могучего ума. Всего лишь – отсутствие любопытства. Здесь я согласен с моей негодяйской девчонкой – как только открывается чей-то рот, оттуда в 99% случаев сыплются глупости и очевидности. Моя же Ниндзя умудряется даже в постели поведать мне массу интересного.
Я рассказал, как котяра почти каждый день с упорством идиота пытается войти в зеркало, висящее над обеденным столом, как пробует протаранить его головой, отодвинуть лапой свое изображение, как возмущенно мяукает и оборачивается ко мне, призывая на помощь.
Нина заметила, что уровень сознания у животных проверяют, показывая в зеркале их самих. И только крупная человекообразная обезьяна узнает себя.
– Не просто видит напротив другую обезьяну, а сознает, что это ее собственное изображение, – уточнила она.
– Интересно, она сама рассказала ученым? – поинтересовался я.
– Практически. Ей ставят метку на лбу белой краской, и она, глядя в зеркало, пытается стереть метку не отражению, а самой себе, на собственном лбу.
– Потрясающе. Большинство людей на протяжении жизни пытается стереть отметку на зеркале.
Она расхохоталась. На шутки реагирует с радостной готовностью, это хороший признак. Между нами явно действовала развитая волновая связь.
И слово чувствует – после нежнейшего поцелуя, на которые она мастерица, заявила, что я «сбыча всех ее мечт».
– Какой наглый стул, – сказала она о приобретенном накануне предмете модного дизайнера. – На нем можно сидеть только голой.
Все-таки длинные ноги не обязательно признак идиотизма.
А как она, полуголая, танцевала вчера у меня на террасе.
А как летала по всей квартире, подхватив на руки Додика, – только метлы не хватало!
А как ужинать уселась в нижнем белье! Потом оказалось, что это не нижнее белье, а платье-комбинация – мода у них такая. Нижнего белья, как выяснилось впоследствии, на ней был самый минимум – несколько пенных кружавчиков там и тут, оттенявших натуральную смуглость кожи. Хорошо, что терраса выходит на открытое пространство, – никакого vis-a-vis. Недаром это было основным условием при выборе квартиры (правда, из других соображений).
А как загорелись у нее глаза, когда я предложил свозить ее куда-нибудь на длинный уик-энд!
Я предложил Лондон, вернее Оксфорд (были свои резоны). Собирался устроить сюрприз – остановиться в отеле-тюрьме, то есть в настоящей бывшей тюрьме, которую добрый знакомый из прошлой жизни превратил в шикарный отель. Обычный номер состоит из трех камер. Две камеры – сама комната, еще одна – ванная. Чуть получше – из четырех. А похуже – из двух. Обстановка выдержана вполне в духе. Кровати, прикрученные к полу, железный стол без острых углов, на одной ноге, тоже прикрученной, и холодная плитка под ногами. В дверях решетчатое окно, правда, закрывающееся изнутри номера, а не снаружи. От клиентуры нет отбоя. Особенно от сомнительной. Платят бешеные деньги. Ностальгия что ли замучила? Или, наоборот, предвкушают. Приятель в свое время предлагал мне партнерство, но я, дурак, отказался. Сказал, что если продолжать в том же духе, то можно и кладбище превратить в детскую площадку.
Несмотря на то, что я, как мог, описал Нине прелести веселенького местечка, предложение у нее энтузиазма не вызвало. Она сказала, что еще не готова для таких экспериментов и что я не должен забывать, откуда она приехала. Она предпочла бы более адекватное место для влюбленных – например, Венецию.
– Все влюбленные ездят в Венецию, – добавила она с невинным видом.
– Ты что, хочешь сказать, что мы влюбленные? – нарочито удивился я.
– А что, нет? – надулась она, выпятив губу.
И я не мог не согласиться на Венецию.
Нина бросилась мне на шею.
Интересно, что больше радовало ее в этой истории – перспектива увидеть город-грезу всех девочек или романтическое путешествие с возлюбленным?
– Les deux, mon capitaine [5] , – ответила она, прочтя в глазах мой вопрос. – Ты мне так же интересен по вертикали, как по горизонтали. Я раньше думала, что секс – это только то, чем занимаются мужчина и женщина в постели...
– Любящие мужчина и женщина. И вместо «постели» – слово «везде». Особенно здесь... – я постучал себе пальцем по лбу.
– Зато теперь я знаю совершенно точно, что мы с тобой интеллигентные люди, – вдруг заявила она.
– Интересно, откуда у тебя такая уверенность?
– Мне попался романчик польского автора, где вся история происходит в Интернете, насколько банальный, настолько же и пошлый, там все друг у друга все сосут, особенно почему-то пальцы ног, и герои все время благодарят друг друга «за то, что ты есть». Я наткнулась на гениальную фразу. Автор утверждает, что «каждая интеллигентная женщина должна мастурбировать». То, что интеллигентный мужчина, к которым этот графоман себя однозначно относит, должен делать то же самое, само собой разумеется. Теперь я знаю точное понятие и четкий критерий интеллигентности, которой даже академик Лихачев затруднялся дать определение.