— Я смотрела, как ты спишь. Храпишь довольно громко, — сказала Джули. — Пришла вот пожелать тебе счастливого Нового года, чтобы хоть ненадолго выбраться из того дурдома, который зову своим домом. Я на грани, Ева. Они меня совсем не слушают. Потеряли ко мне всякое уважение! Мы целое состояние истратили на рождественские подарки для мальчишек. Стив купил старшим по приставке, а для Скотта — отдельный телевизор, чтобы малыш мог смотреть мультики перед сном. Еще они получили от Санты большой мешок разных игрушек и половину уже успели поломать. Стиву не терпится вернуться на работу, как и мне.
Злая от голода Ева выпалила:
— Бога ради, Джули, если сыновья плохо себя ведут, забери ты у них эти чертовы приставки! Запрети гулять, пока не научатся уважать старших. И напомни Стиву, что он давно уже взрослый мужчина. Этот его заискивающий тон на ребятню не действует. Он вообще умеет повышать голос?
— Только когда смотрит по телику футбол.
— Вы со Стивом боитесь приучать свой выводок к дисциплине, потому что думаете, что за строгость дети вас разлюбят, — поставила диагноз Ева и заорала: — Вы ошибаетесь!
Джули подскочила.
Ева пожалела, что сорвалась на крик, — теперь обе не знали, что сказать дальше.
Соседка критическим взглядом посмотрела на волосы Евы:
— Хочешь, я тебя подстригу и прокрашу корни?
— Когда дети снова пойдут в школу, ладно? Прости, что сорвалась, Джули, но я ужасно голодна. Принесешь мне немного еды, пожалуйста? Домашние постоянно забывают про меня.
— Или пытаются голодом выманить тебя отсюда! — хмыкнула Джули.
Когда Джули удалилась в свой домашний хаос, Еву захлестнула жалость к себе, она почти раскаялась, что не пасется сейчас внизу у фуршетного стола. Снизу донесся крик Брайана:
— «Brown Sugar»! Давай, Титания!
Заиграла музыка, и Ева представила, как муж с любовницей танцуют по кухне, подпевая «Роллинг Стоунз».
Первого января Брайан и Титания большую часть послеобеденного времени занимались любовью. Брайан принял виагру в пятнадцать минут третьего и до сих пор не истощился.
Время от времени Титания поощрительно стонала:
— Боже мой!
Но на самом деле с нее уже было достаточно. Брайан исследовал и заполнил почти все ее отверстия, и Титания порадовалась, что ему, очевидно, приятно этим заниматься с ней, но ее ждали дела и встречи. Она рассеянно забарабанила пальцами по спине любовника, чем только подзадорила его, и не успела опомниться, как Брайан перевернул ее лицом вниз так, что она едва не задохнулась, вдавленная в подушки из утиного пера. Ей пришлось буквально бороться за глоток воздуха.
— Боже мой! — простонала она. — Ты меня убиваешь!
Брайан остановился, чтобы перевести дух, и сказал:
— Слушай, Титания, можешь кричать что-нибудь другое? «Боже мой» мне ничуть не помогает.
Титания пробормотала:
— Мы словно два водяных буйвола в одной упряжке, которые без конца крутят чертово колесо. Сколько виагры ты принял?
— Две таблетки, — признался Брайан.
— Одной было бы достаточно, — буркнула Титания. — Я бы уже успела закончить с глажкой.
Брайан предпринял сверхчеловеческое усилие, представляя разные картинки, которые годами помогали ему возбудиться и завершить начатое: декольте мисс Фокс, учительницы физики в школе имени кардинала Вулси, француженок топлес на пляже близ Сен-Мало, женщину, лижущую рожок мороженого в булочной.
Но ничего не помогало. Битва продолжалась.
Титания поглядывала на часы. Голова ее уже свешивалась с кровати. Она увидела свои скомканные носки, которые считала похороненными под комодом.
— Боже мой всемогущий! — воскликнула она. — Да сколько можно?!
— Займемся жестким сексом? — прохрипел Брайан.
— Я уже им занимаюсь! — рявкнула Титания. — Если ты сейчас же с меня не слезешь, я…
Она не договорила. Брайан наконец изверг семя, да так яростно и шумно, что Руби, промывавшая под садовым шлангом вонючую щетину швабры, предположила, что зять поселил в сарае дикое животное.
Но ее больше ничто не могло удивить. Когда-то она думала, что отдавать фунт семьдесят за бутылку воды из Исландии — самая большая глупость в мире, если из крана льется вполне хорошая вода. Но она ошибалась.
В какой-то момент, когда она отвлеклась, мир окончательно сошел с ума.
Александр открыл дверь — ее обычно закрывали только на щеколду — и крикнул:
— Привет!
Отозвалась одна Ева.
Он зашагал по лестнице, репетируя про себя, что скажет. Он уже давно не признавался женщине в любви.
— С Новым годом! — приветствовала его Ева. — Выглядишь замерзшим.
— Ага… И тебя с Новым годом. Ездил на Бикон-хилл порисовать. Никогда прежде не писал заснеженный пейзаж. Не знал, что в снеге так много оттенков белого. Чудная мешанина получилась. На обратном пути увидел Руби и подбросил ее домой. Она говорит, Брайан и Титаник очень шумно изображали животных в его сарае.
— Уже слышу, как соседи вострят перья, готовясь писать петицию о жестоком обращении.
Оба рассмеялись.
— Меня интригуют их отношения, — призналась Ева.
— По крайней мере, у них есть отношения.
— Но они, похоже, не нравятся друг другу.
— Мне нравишься ты, Ева, — сказал Александр.
Глядя ему в глаза, Ева ответила:
— И ты мне нравишься, Алекс.
Пространство между ними сделалось хрупким, словно замерзший парок от дыхания, готовый расколоться от любого неверного слова.
Ева приподнялась и посмотрела в окно на снег:
— Свежие сугробы… здорово для снеговиков, катания на санках. Я бы с радостью…
Она замолчала, но Александр быстро подхватил:
— И ты можешь, Ева! Можешь съехать с горки, обнимая меня за талию! У меня есть санки в грузовичке.
— Только не пытайся выманить меня из кровати!
— Вот уже несколько лет, как мне приходится напрягаться, чтобы затащить женщину в кровать, — пошутил Александр.
Ева улыбнулась.
— Думаю, моим первым новогодним зароком станет «не пускать в свою жизнь нового мужчину».
— Мне жаль это слышать. Я ведь пришел признаться, что люблю тебя.
Ева перекатилась к краю кровати и прижалась к стене.
— Я что-то не так понял?
Ева осторожно произнесла, не желая оскорбить чувства Алекса:
— Возможно, я подавала неверные сигналы, как сказала уволенная работница железной дороги.