— Я понял. Для него было большим потрясением покинуть Хелстон и приехать в Милтон.
Мистер Торнтон взял газету очень решительно, словно намеревался избежать дальнейшего разговора. И мистер Белл был вынужден вернуться к своему прерванному занятию — размышлению о том, как сообщить эту новость Маргарет.
Она стояла наверху у окна. Она увидела, как он выходит из экипажа, и интуитивно поняла правду. Она стояла посреди гостиной, словно ее что-то удержало от неосознанного порыва сбежать вниз, словно мысль превратила ее в камень — такой бледной и неподвижной она была.
— О, не говорите мне ничего! Я поняла все по вашему лицу. Вы бы послали… вы бы не оставили его, если бы он был жив! О папа, папа!
Когда любимый голос, что для тебя был
Звонким и отрадным, внезапно исчезает
И тишина, в которой ты не смеешь плакать,
Как приступ сильной боли, оглушает…
Какая надежда? Какая помощь?
Какая музыка ворвется
В тишину — и ты очнешься?
Миссис Браунинг. Замена
Потрясение оказалось сильным. Маргарет впала в состояние прострации, не находя облегчения ни в слезах, ни в словах. Она лежала на диване, закрыв глаза и не разговаривая, и на вопросы отвечала шепотом. Мистер Белл растерялся. Он не отваживался ни покинуть ее, ни пригласить вместе с собой в Оксфорд, как планировал по пути в Милтон. Маргарет настолько ослабела, что и речи не могло идти о том, что она сможет выдержать глубокое душевное потрясение, столкнувшись с тяжелым зрелищем. Мистер Белл сидел у камина, размышляя, как ему лучше поступить. Маргарет лежала неподвижно и почти не дыша. Он не покидал ее, и даже обед, который Диксон, обливаясь слезами, приготовила для него внизу, не соблазнил его. Ему принесли полную тарелку какой-то еды. Обычно он был довольно привередлив и разборчив в еде и хорошо различал любые оттенки вкуса, но сейчас обильно сдобренный специями цыпленок показался ему не вкуснее древесных опилок. Мистер Белл нарезал немного мяса для Маргарет, обильно поперчил и посолил. Но когда Диксон, следуя его указаниям, попыталась накормить ее, Маргарет вяло покачала головой, и стало очевидно, что в таком состоянии еда скорее навредит ей, чем пойдет на пользу.
Мистер Белл тяжело вздохнул, поднялся и вышел вслед за Диксон из комнаты.
— Я не могу оставить ее одну. Я должен написать в Оксфорд, дабы убедиться, что необходимые приготовления сделаны, — с этим могут справиться до моего приезда. Разве миссис Леннокс не может приехать к ней? Я напишу ей и попрошу ее приехать. Рядом с девочкой должна быть подруга, хотя бы только для того, чтобы уговорить ее поплакать.
Диксон плакала за двоих. Но, утерев глаза и справившись с волнением, она объяснила мистеру Беллу, что миссис Леннокс из-за приближавшихся родов не в состоянии предпринять сейчас такое путешествие.
— Что ж, тогда остается миссис Шоу. Она ведь тоже вернулась в Англию, верно?
— Да, сэр, она вернулась. Но я не думаю, что она решится оставить миссис Леннокс в столь интересном положении, — возразила Диксон, которая не одобряла вмешательства в домашние дела незнакомца, разделившего с ней право позаботиться о Маргарет.
— В таком интересном положении… — Мистер Белл заглушил кашлем конец предложения. — Насколько мне известно, она решилась наслаждаться Венецией, Неаполем или другими папистскими местами, когда в прошлый раз ее дочь находилась в интересном положении на Корфу. И что значит это недолгое, вполне благополучное интересное положение в сравнении с положением Маргарет — без помощи, без семьи, без друзей. Она словно каменное изваяние на могиле. Уверяю вас, миссис Шоу приедет. Позаботьтесь, чтобы комната, которая ей понравится, была готова для нее к завтрашней ночи. Я позабочусь, чтобы она приехала.
И мистер Белл написал письмо, которое миссис Шоу оросила слезами, как те письма, что она получала от своего дорогого генерала, когда у него случался приступ подагры, и которые она всегда ценила и берегла. Если бы мистер Белл предоставил ей выбор, прося или убеждая ее, возможно, она бы отказалась и не приехала, хотя от всего сердца сочувствовала Маргарет. Ему пришлось резко и не вполне учтиво настоять на приезде, чтобы заставить ее преодолеть свою vis inertiae [53] и позволить горничной унести багаж после того, как та закончила укладывать сундуки. Эдит, в чепце, шали и слезах, вышла на верхнюю площадку лестницы, а капитан Леннокс пошел провожать миссис Шоу до экипажа.
— Не забудь, мама. Маргарет должна приехать и жить с нами. Шолто поедет в Оксфорд в среду, и ты должна известить его через мистера Белла, когда нам тебя ожидать. И если тебе понадобится Шолто, он сможет приехать из Оксфорда в Милтон. Не забудь, мама, ты должна привезти Маргарет.
Эдит вернулась в гостиную. Мистер Генри Леннокс сидел там, разрезая страницы нового «Ревью». Не поднимая головы, он сказал:
— Если вы не хотите надолго лишаться Шолто, Эдит, я надеюсь, вы позволите мне поехать в Милтон и оказать там посильную помощь.
— О, благодарю вас, — ответила Эдит. — Думаю, что мистер Белл сделает все, что в его силах, и больше помощи не потребуется. Однако от университетского профессора вряд ли следует ожидать находчивости. Дорогая, любимая Маргарет! Разве не замечательно, что она снова будет здесь жить? Вы с ней неплохо ладили в прошлом.
— Мы? — равнодушно спросил он, сделав вид, что его заинтересовала заметка в «Ревью».
— Ну, возможно, и нет… Я забыла. Меня интересовал только Шолто. Но разве не удачно сложилось, что моему дяде суждено было умереть именно сейчас, когда мы вернулись домой, поселились в старом доме и вполне готовы принять Маргарет? Бедняжка! Придется ей заново ко всему привыкать! Я обновлю ситец в ее спальне, и комната будет выглядеть свежее и светлее, что хоть немного развеселит кузину.
С такими же добрыми намерениями миссис Шоу ехала в Милтон, порой испытывая страх перед первой встречей и размышляя о том, что ей придется пережить. Но чаще всего она раздумывала о том, как бы поскорее увезти Маргарет из «этого ужасного места» и вернуться в уютную обстановку Харли-стрит.
— О боже! — сказала она своей служанке. — Ты только посмотри на эти трубы! Моя бедная сестра Хейл! Вряд ли я смогла бы отдыхать в Неаполе, зная, как она живет! Я должна была приехать и забрать ее и Маргарет отсюда.
А себе она призналась, что всегда считала своего зятя очень слабым человеком, но самую большую слабость он проявил, променяв очаровательный Хелстон на это ужасное место.
Маргарет все так же неподвижно, безмолвно и без слез лежала на диване. Ей сказали, что приедет тетя Шоу, но она не выразила ни удивления, ни радости, ни недовольства. Мистер Белл, к которому вернулся аппетит, оценил старания Диксон и даже насладился ее стряпней, но тщетно пытался заставить Маргарет попробовать «сладкое мясо», [54] тушенное с устрицами. Она покачала головой с тем же молчаливым сопротивлением, как и в предыдущий день. И ему пришлось утешиться, съев все самому. Но Маргарет первая услышала, как остановился кеб, доставивший тетю со станции. У нее дрогнули веки, порозовели и задрожали губы. Мистер Белл спустился вниз встретить миссис Шоу. Когда они поднялись, Маргарет стояла, пытаясь справиться с головокружением. Увидев тетю, она пошла к ней навстречу и упала в раскрытые объятия, впервые найдя облегчение в слезах на плече тети Шоу. Мысли о тихой, размеренной любви, о привычной нежности, о родстве, необъяснимое семейное сходство взглядов, голосов, жестов — все это в тот момент так сильно напомнило Маргарет о матери, что воспоминания смягчили и растопили ее онемевшее сердце потоком горячих слез.