Мистер Хейл, казалось, забыл, что этим утром они ожидают письмо от Фредерика. Он был поглощен только одной мыслью, что скоро навсегда расстанется с дорогой его сердцу покойницей. Когда гробовщик повязывал ему траурную повязку, мистер Хейл дрожал всем телом и с тоской смотрел на дочь, а потом подошел к ней, шатаясь и бормоча:

— Молись за меня, Маргарет. У меня больше нет сил. Я не могу молиться. Я оставляю ее, потому что должен. Я пытаюсь выдержать это, я в самом деле пытаюсь. Я знаю, что это воля Бога. Но я не могу понять, почему она умерла. Молись за меня, Маргарет, тогда и у меня будет вера, чтобы молиться. Это так горько, дитя мое.

Маргарет села рядом с ним в экипаж, поддерживая его и повторяя все величественные слова святого утешения и строки Писания, призывающие к стойкому смирению. Она приложила все усилия, чтобы ее голос ни разу не дрогнул. Губы отца двигались в такт ее губам, повторяли хорошо знакомые слова. Было ужасно видеть, как мистер Хейл терпеливо старается обрести смирение, которое он не мог принять сердцем.

Стойкость почти покинула Маргарет, когда Диксон легким движением руки обратила ее внимание на Николаса Хиггинса и его дочь, стоявших немного в стороне, но внимательно следивших за церемонией. Николас был одет в свою обычную рабочую одежду, но вокруг его шляпы был повязан кусочек черной материи — знак траура, который он никогда не надевал в память о своей дочери Бесси. Но мистер Хейл не видел ничего. Он продолжал механически повторять про себя похоронную церемонию, как будто сам читал ее как действующий священник. Он вздохнул два или три раза, когда все закончилось, а потом тяжело оперся на руку Маргарет, как будто он был слепым, а она — его верным проводником.

Диксон громко рыдала. Она закрыла лицо платком и была так поглощена своим горем, что не заметила, как толпа, привлеченная таким событием, рассеялась. Вдруг с безутешной служанкой заговорил кто-то стоящий рядом. Это был мистер Торнтон. Он присутствовал на церемонии — стоял, наклонив голову, позади толпы людей, поэтому никто не узнал его.

— Прошу прощения, но не скажете ли вы мне, как мистер Хейл? И мисс Хейл тоже? Я бы хотел узнать, как они оба.

— Конечно, сэр. Они в порядке, насколько можно ожидать от них. Хозяин ужасно разбит. Мисс Хейл все переносит лучше, чем можно ожидать.

Мистер Торнтон был бы рад услышать, что она страдает от горя. Он находил удовольствие, думая, что его огромная любовь могла бы успокоить и утешить ее. Это чувство было больше похоже на то странное пылкое удовольствие, от которого щемит сердце матери, когда ее павшее духом дитя прижимается к ней и во всем полагается на нее. Но это прекрасное, желанное, хоть и несбыточное видение было осквернено воспоминаниями о том, что он увидел возле станции Аутвуд. «Осквернено» — недостаточно сильно сказано. Мистера Торнтона преследовали воспоминания о красивом молодом мужчине, который стоял рядом с Маргарет и нежно держал ее за руку. Эти мысли были сущей мукой, и мистер Торнтон крепко сжал кулаки, чтобы подавить свою боль. В такой поздний час! И так далеко от дома! Огромным усилием воли он смог вновь обрести веру — до сих пор незыблемую — в чистоту и непорочность Маргарет. Но как только усилие ослабло, его вера вновь стала мертвой и бессильной и мрачные фантазии снова стали преследовать его. И теперь его опасения подтвердились! «Она все переносила лучше, чем можно было ожидать». У нее была надежда получить утешение, надежда, которая облегчила горе любящей дочери, недавно оставшейся без матери. Да! Он знал, как она могла любить. Он бы не полюбил Маргарет, если бы интуитивно не знал, как искренне и глубоко она будет любить. Ее душа наполнилась бы ярким солнечным светом, если бы мужчина был достоин силой своей любви завоевать ее ответную любовь. Даже в своей скорби она бы нашла покой, уверенная в его сочувствии. Его сочувствие! Чье? Того, другого мужчины. И воспоминания о том, другом, было достаточно, чтобы бледное и печальное лицо мистера Торнтона сильнее омрачилось, когда он услышал ответ Диксон.

— Полагаю, я могу прийти, — сказал он холодно. — К мистеру Хейлу, я имею в виду. Он, возможно, примет меня послезавтра.

Он произнес это так, будто ответ был безразличен ему. Но это было не так. Вопреки всему он желал видеть ту, которая причинила ему эту боль. Хотя временами он ненавидел Маргарет, вспоминая, как нежно и доверительно она опиралась на руку того мужчины, и поздний вечер, и удаленность места, у него появлялось беспокойное желание вновь увидеть ее, он желал дышать с ней одним воздухом. Он оказался в водовороте чувства и вынужден был вращаться в нем, приближаясь к роковому центру.

— Осмелюсь сказать, сэр, хозяин примет вас. Он очень сожалел, что ему пришлось отложить ваш визит на другой день, но обстоятельства оказались неблагоприятными.

По тем или иным причинам Диксон никогда не рассказывала Маргарет, что видела мистера Торнтона в день похорон. Возможно, это была просто случайность, но Маргарет так никогда и не узнала, что он был на похоронах ее бедной матери.

ГЛАВА XXXIV
ЛОЖЬ И ПРАВДА

Правда не подведет тебя никогда,

Хоть твой корабль бурей гонимый

И мачты его в щепки разбиты,

Правда будет опорой всегда.

Неизвестный автор

Чтобы «переносить все лучше, чем можно было ожидать», Маргарет приложила невероятные усилия. Временами, когда во время оживленных разговоров с отцом внезапная мысль о том, что у нее больше нет матери, пронзала ее острой болью, ей хотелось сдаться и оплакать свое горе. К тому же ее мучили мысли о Фредерике. С воскресной почтой пришли только письма из Лондона. Во вторник Маргарет была удивлена и подавлена, поскольку до сих пор не получила писем от брата. Она ничего не знала о его планах, а отец мучился от неопределенности. Из-за беспокойства мистер Хейл изменил своей недавней привычке проводить полдня с дочерью, сидя в удобном кресле. Он беспрестанно ходил взад-вперед по комнате, потом выходил, и Маргарет слышала, как на лестничной площадке он бесцельно то открывает, то закрывает двери спален. Она пыталась отвлечь его, читая ему вслух, но вскоре поняла, что он не в состоянии долго слушать. Она была рада, что сохранила в тайне еще одну причину для беспокойства — их случайную встречу с Леонардсом.

Когда Маргарет услышала, что пришел мистер Торнтон, она почувствовала себя значительно лучше. Его визит отвлечет отца от ужасных мыслей.

Джон Торнтон подошел прямо к мистеру Хейлу и, взяв его за руки, молча пожал, задержав их на минуту, и его лицо, его глаза, его взгляд выразили больше сочувствия, чем могли бы выразить слова. Потом он повернулся к Маргарет. Нет, она не выглядела «лучше, чем ожидалось». Ее величественная красота потускнела от долгого бодрствования и слез. На ее лице было выражение кроткой, терпеливой печали, но никаких явных признаков страдания. Мистер Торнтон намеревался приветствовать ее с напускной холодностью. Но он не выдержал и, подойдя к ней, произнес несколько слов сочувствия таким нежным тоном, что ее глаза наполнились слезами и она отвернулась, чтобы скрыть их. Маргарет взяла рукоделие и села, притихшая и молчаливая. Сердце мистера Торнтона билось сильно и часто, и на время он совершенно забыл о том, что произошло возле Аутвуда. Он попытался разговорить мистера Хейла. Маргарет знала, что присутствие мистера Торнтона доставляло удовольствие отцу, что его сила и решимость всегда вызывали у мистера Хейла симпатию.