Совесть у меня была совершенно чиста. Задание я выполнила на все сто процентов. У меня в карманах находились два пузырька с продукцией секретной лаборатории и карта, с помощью которой эту лабораторию можно было не только обнаружить в любое время, но и уничтожить за считанные минуты.
Но вопрос о дальнейшей судьбе лаборатории не входил в мою компетенцию. Мое дело — передать информацию Грому, а он уже решит, кому ее целесообразнее передать.
И я отправилась к той самой автостоянке, где меня давно заждался мой серебристый красавец.
* * *
Жетон, который мне вручил мальчик взамен моего «Ягуара», я нашла на том же самом месте, где оставила его несколько дней тому назад, то есть на гвоздике в самом углу стоянки вместе с ключом от машины. Я сняла его с гвоздика и через минуту передала из рук в руки тому же самому мальчику.
За время моего отсутствия несколько раз прошли проливные дожди и теперь моя машина выглядела в полном соответствии с тем мизерным количеством километров на спидометре, что она успела промчаться после того, как была вывезена из ворот родного завода.
Я, видимо, тоже заметно похорошела, потому что мальчик глядел на меня во все глаза и не узнавал.
— Отдохнули? — робко спросил он.
— Да. И заодно подлечилась, — озадачила я его ответом, судя по тому, что больше он меня ни о чем не спрашивал.
Он протер лобовое стекло, осторожно прошелся мягкой ветошью по бокам моего зверя и теперь переводил свой взгляд с машины на меня и обратно. Видимо, он никак не мог понять, почему он не запомнил эту редкую на его задрипанной автостоянке клиентку, и начал сомневаться в своей памяти.
Я не стала мешать его первой в жизни попытке самоанализа, хотя она и давалась ему с большим трудом.
Я скинула с ног дешевые тряпичные тапочки и достала из багажника свои французские босоножки, забросила тапочки в багажник, и, покачивая бедрами, развернулась перед его носом и уселась на мягкое сиденье, включила магнитофон, откуда полилась томная и чувственная негритянская песенка.
Я рванула с места так быстро, что не успела заметить выражения его лица в зеркале.
* * *
Как вы думаете, за сколько я проехала почти тысячу километров до дому? Почти угадали. Во всяком случае, ужинала я дома. Хотя это и был очень поздний ужин.
Но мне же пришлось доставать продукты из морозильника, размораживать их, готовить, в конце концов!
Неудивительно поэтому, что я заснула, так и не доев всего, что приготовила.
Спала я спокойно, совершенно без сновидений…
* * *
Прошло две недели. И вся эта история стала понемногу забываться, поскольку Гром не дал мне времени расслабиться и буквально на следующий день послал на новое задание.
С головой окунувшись в него, я тем не менее внимательно прислушивалась к каждому сообщению с Кавказа, пытаясь отыскать в них какую-нибудь информацию о судьбе лаборатории.
За это время я побывала за границей, попала в серьезную переделку и, надо сказать, вышла из нее с честью, но так и не дождалась никаких известий.
Я привыкла к тому, что о достижениях моих товарищей не сообщают средства массовой информации. Большинство наших побед известны только узкому кругу посвященных. Что ни говори, а выражение «бойцы невидимого фронта» до сих пор звучит для нас актуально.
Иногда добытая информация оказывается настолько серьезной, что нам рекомендуют навсегда позабыть о результатах проделанной работы.
И я, надо сказать, к этому привыкла и не особенно переживала по этому поводу.
Но в этот раз мне очень хотелось узнать о дальнейшей судьбе лаборатории и ее обитателей, может быть, потому, что вся эта история произвела на меня большее впечатление, чем я могла себе в этом признаться. Или потому, что я до сих пор не разобралась в собственном отношении к самой идее «безопасных» наркотиков.
С одной стороны сам факт их существования угрожал изменить судьбу человечества и поэтому представлял собой серьезный повод для уничтожения лаборатории.
Но с другой стороны воспоминание о пережитом наполняло меня сладким ужасом, и я не могла назвать это ощущение мучительным.
Кроме того, ни одно научное открытие, сколь бы чудовищным оно ни было, невозможно вычеркнуть из истории человечества. Открытие, сделанное однажды, уже нельзя отменить.
Наверное, спокойнее было бы жить в мире, где не существует ядерного оружия, но джинн, выпущенный из бутылки, уже никогда не может быть водворен туда обратно.
И эксперименты по клонированию человека, несмотря на все запреты, продолжают проводиться в секретных лабораториях всего мира. Во всяком случае, информация об этом частенько попадает на страницы газет.
Все эти мысли не давали мне покоя и в тот день, когда я прилетела в Москву, чтобы повидаться с Громом и отчитаться о проделанной работе. И мое любопытство было удовлетворено.
Мы встретились с ним поздно вечером, и не знаю, кто из нас выглядел более уставшим. Скорее всего Гром. Может быть, потому, что он значительно старше меня, и даже его некогда железное здоровье уже не в состоянии справиться с теми колоссальными нагрузками и постоянными стрессами, с которыми справлялось еще несколько лет назад. А может быть, нагрузки стали больше, или уровень ответственности вырос с образованием нового отдела?
Об этом можно только гадать, потому что рассчитывать на громовские откровения в этом плане не приходится. Он никого не подпускает к себе близко, во всяком случае, жаловаться не будет, как бы круто ему ни приходилось.
Он усадил меня к столу, угостил крепким чаем с вареньем и только после этого позволил доложить о проделанной работе.
Отчет не потребовал много времени, и через несколько минут я могла быть свободна, но Гром не торопился со мной расставаться. Видимо, был тот редкий случай, когда ему хотелось поговорить.
— Ты знаешь, — помолчав, сказал он, — что самое страшное в нашей работе? — И не дождавшись ответа, продолжил: — Ответственность. Мы должны порой решать такие проблемы, о которые сам черт голову сломит.
Оказалось, что он в этот день в основном занимался именно кавказской лабораторией. За эти две недели в Москве провели несколько экспериментов с привезенными мною препаратами, и результаты поразили видавших виды специалистов. Созвали срочное совещание на самом высоком уровне, и оно закончилось только пару часов назад.
— Ты сама-то что обо всем этом думаешь? — спросил меня Гром и внимательно слушал все то, что я говорила ему в течение десяти минут. Я воспользовалась случаем и высказала ему все свои сомнения.
Гром ни разу не перебил меня и только молча кивал головой, видимо, соглашаясь с моими аргументами.
— Так что же ты предлагаешь? — спросил он, когда я закончила.
— Не знаю, — честно призналась я.