– Еще картина на полу, – подсказала Баська. – За картиной был открытый сейф… пустой.
– Там был свет?
– Да, горели настольная лампа и люстра.
– Где находится кабинет?
– В каком смысле?..
– Из коридора можно увидеть, что там горит свет? Или из кухни?
– Вряд ли, квартира большая, кабинет за поворотом…
– Шторы были задернуты?
– Кажется…
Он выжидающе смотрел на нас:
– Это все?
– Он приходил ко мне несколько дней назад… Волик, – сказала я.
– Зачем?
– Хотел поговорить про Олю, сказал, что она ведет себя странно. А я подруга. Он думал, может, она делилась со мной.
– Какие между вами отношения… были?
– Никакие, он едва меня замечал. Мне кажется, он меня даже не узнавал. Смотрел мимо, представлялся каждый раз, будто видел впервые.
– Что он вам сказал?
– Ничего! Он ждал меня у подъезда, замерз. Я сделала чай, потом пришли Владик и Веня, и он ушел. Сказал, зайдет в другой раз или позвонит. Он очень нервничал, опрокинул чашку с чаем, облился…
– Как он был одет?
– Волик? В пальто…
– Нет, в кабинете. Вы сказали, он полулежал в кресле. Что было на нем надето?
– Белая рубашка и домашняя куртка… коричневая с атласными отворотами. И еще! Руку он держал в кармане… правую, а левая свисала…
– Вы видели орудие убийства?
– Я не видела, – сказала Баська.
– Я видела! Это был кинжал с длинным узким лезвием и желтой костяной рукояткой, он лежал на ковре около кресла… Федор, а это не тот, который Николеньку?
– Тот стреляет, – возразила мне Баська. – Волика мог убить любой грабитель. У них полно антиквариата, а у Ольгицы золотых украшений немерено… да и деньги, я думаю.
– Разве бывают такие совпадения? Сначала Николеньку, потом Волика… и мы все знакомы, и… – Я вдруг ахнула, закрыв рот ладонью.
– Байкер! – вскрикнула Баська. – Валерий! Ольгица тоже была с нами. Вся история с ним какая-то… Я видела, они разговаривали! Он… понимаете, это настоящий мачо! Из десяти процентов!
– Десяти процентов? – озадаченно повторил Федор.
– Ну, один ученый, историк, доказал, что древние люди… чуть ли не миллион лет назад, были каннибалами, но не все, а только десять процентов – самые жестокие, самые сильные, самые-пресамые… А девяносто процентов – это жертвы. И это соотношение десять на девяносто сохраняется в обществе и сейчас, только они, конечно, никого не едят. Просто способны на все.
– Ты хочешь сказать, что они вместе… Волика? – спросила я. – Бася, что ты хочешь сказать?
– Не знаю, – смутилась Баська. – Откуда я знаю! Но ведь нужно рассматривать все версии, правда, Федор? Ты помнишь, какой он? Плечи – во! – Она развела в сторону руки. – Говорит мало, голос хриплый, носится на своем… крейсере… то есть круизере, кулачищи пудовые! И смотрит на тебя… как… как будто… – Она порозовела. – И соврал насчет клуба «Детинец», такого клуба уже нет, распался… Даже то, что он пришел в чужую компанию… Он чужой в нашем городе! – выпалила она.
– Откуда ты знаешь про клуб? – изумилась я.
– Знаю! – Она не смотрела на меня. – А что здесь такого? Позвонила знакомому и узнала. Кто будет кофе?
– Вы его с тех пор не видели? – спросил Федор.
– Нет! – ответили мы хором.
– Кто будет кофе? Вы уже завтракали? – снова спросила Баська.
– Спасибо. Можно кофе, покрепче. Кстати, Аня, у меня для вас интересная новость, – сказал вдруг Федор. – Я собирался позвонить, да все как-то руки не доходили.
Я поежилась. Как говорят англичане: хорошие новости – это отсутствие новостей.
– Мне кажется, я знаю, что искал у вас Биллер… фальшивый Биллер.
– Что? – выдохнула Баська, забыв про кофе.
– Он пришел за медальоном, который вам подарила Амалия Биллер. Оказывается, он очень старый и называется «Дрезденское сердце». Лет двести назад такие медальоны были очень популярны в Европе, считалось, что камешек – осколок знаменитого Дрезденского зеленого алмаза, отсюда название. Зеленые алмазы очень дорогие…
– Разве бывают зеленые алмазы? – с сомнением сказала Баська.
– Оказывается, бывают.
– Но камешек там вовсе не зеленый, а… сероватый и мутный.
– Название «зеленый алмаз» весьма условно – он может был зеленоватый, ярче, бледнее, да и хранили вы его с разным хламом, его нужно хорошенько почистить. Я думаю, следует показать его ювелиру. У меня есть знакомый, я дам вам координаты.
– Неужели он настолько ценный, чтобы из-за него убить? – не поверила я.
Я была неприятно удивлена… Да что там удивлена – я была поражена и уничтожена! Амалия подарила мне старинный медальон… семейную реликвию… Зачем? Чтобы оставить за собой последнее слово в нашем противостоянии? Чтобы хлопнуть дверью напоследок? Еще раз приложить меня? Посмеяться? Сделала царский жест, бросила небрежно бесценную цацку… поставила точку. Даже в то, что она не объяснила письмом или запиской, даже просто не упомянула близнецам, что это такое, я чувствовала ее высокомерие и пренебрежение… Я снова была маленькой и ничтожной, а она – великодушной и прощающей. До самой своей смерти она не давала о себе знать, она отказалась от нас, мы никогда больше о ней не слышали, даже близнецы, с которыми она дружила… Я не хочу ее подарков! А кроме того, вдруг пришло мне в голову, меня могли убить из-за ее подарка! Неужели наши счеты еще не закончены? Неужели они никогда не закончатся? И теперь этот чертов зеленый алмаз, приносящий несчастье! Я вдруг представила себе дрожащую костлявую руку, тянущуюся ко мне из могилы…
Видимо, Федор прочел что-то в моем лице и сказал:
– Его убили не из-за алмаза, Аня. Ему просто не повезло: в вашей квартире он наткнулся на убийцу.
– Получается, Николенька ее спас? – спросила Баська. – Если бы он не подсыпал нам снотворное, Анюта ночевала бы дома…
Федор кивнул.
– А откуда он знал про медальон? – спросила Баська.
– Я думаю, был только один человек, который мог ему рассказать.
– Настоящий Николенька Биллер! – догадалась Баська. – А где он? Почему не пришел сам?
– Мы не знаем, где он.
– А зачем приходил… убийца?
– Ищем, работаем, – ответил Федор и запнулся, вспомнив, что капитан Астахов часто отвечал на вопросы Савелия: «Работаем, Савелий. Ищем».
– Как ваш друг? – спросила я.
– Уже лучше.
– Он в сознании?
Федор только вздохнул…