Охранник в кожаной куртке отворил перед ними дверь, и Вырубов сказал:
— Столовая прямо, туалет направо. Сапоги можешь не снимать.
— Лучше снять, а то простужусь, — ответила Елена. — Они все промокли.
Вырубов скосил глаза и увидел, что у Елены не сапоги, а туфли, и что кончики брюк у нее мокрые.
— Лара! — заорал Вырубов.
Где-то наверху хлопнула дверь, послышались легкие шаги, и по лестнице в прихожую сбежала девушка. У Елены перехватило дыханье. Девушке было лет девятнадцать, и больше всего она походила на эльфийскую царевну из сказок. На ней была белая кружевная кофта и пестрая, воланом, юбка, подчеркивавшая стройную талию. Пока девушка бежала вниз, юбка вилась вокруг ее ног, и снизу было видно, что ножки у нее длинные и стройные. Елена стояла и глядела на нее, раскрыв рот, потому что девушка была так хороша, что — редкостный случай, — даже у женщин перехватывало дыхание. Тут Елена спохватилась, что ее, чего доброго, могут принять за какую-нибудь извращенку, и рот поскорее закрыла.
А потом у Елены вдруг все зашлось внутри от немыслимой и совершенно беспричинной ревности. Почему-то мелькнула мысль о том, что он совершенно не имел права ходить с ней по дорожке, и держать в это время дома какую-то Лару.
— Лариска, дай гостье тапочки, — приказал Вырубов. — И носки дай, у нее они тоже промокли.
Тапочки у Лары, как и следовало ожидать, оказались какие-то совершенно блядские: без задника, зато с шестисантиметровым каблуком и пушистой розочкой у носка. Других не было. Лара очень радушно улыбнулась ей. Елена поняла, что Лара не видит в ней даже потенциальной соперницы, и это еще раз ее взбесило.
Ванная у Малюты была площадью в пятьдесят метров. Посереди ванны стоял золоченый джакузи — непременный атрибут новорусского успеха, как цветной телевизор «Рубин» в 70-е годы. В одном углу, наискосок от джакузи, стоял черный мраморный унитаз, а в другом углу, тоже наискосок, черное же мраморное биде. Вся композиция очень напоминала разлученных навеки утку и селезня.
Елена вымыла руки, тщательно расчесала свои длинные и темные, цвета гречишного меда волосы, и спустя минуту вошла в столовую. Вырубов уже наливал себе суп из фарфоровой дымящейся супницы.
— А Лариса? — недоуменно сказала Елена, заметив, что стол накрыт на двоих.
— На кухне поест, — сказал Вырубов. — Хороша, а?
— Очень.
— И притом глупа, как карась. Люблю глупых женщин.
Вырубов ел с аппетитом породистого щенка, и застольные его манеры немногим отличались от манер бультерьера. Обед был сытен и прост: грибной суп из сушеных белых грибов, пироги с вязигой, квашеная капуста и на второе — жестковатый тетерев, видимо, застреленный самолично в близлежащем лесу. Водки на столе не было. Вырубов спросил Елену, что она будет пить, и та покачала головой.
— Правильно, — сказал Малюта, — я тоже не пью.
Тетерева он ел руками, разрывая жесткое мясо длинными крепкими пальцами.
— Кстати, — сказал Вырубов, — я прочитал Канта.
— Всего?!
— Не-а. Чуть-чуть. Мне понравилась одна идея.
— Какая же?
— Поступай с другими так, как они бы поступили с тобой. Только делай это раньше.
Елена протянула руку за хлебом, и Вырубов поспешно подал ей корзинку. Его широкая, с мозолью по ребру ладонь на мгновение накрыла накрашенные белым неярким лаком ноготки Елены, и Елену как будто слегка ударило током. Она поспешно схватила ломоть черного хлеба и сказала:
— У Канта сказано по-другому. У него сказано: поступай с другими так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой.
— Лена, — усмехнулся Вырубов, — если бы я поступал так, как у Канта написано, я бы давно был покойником. Так на фига мне его читать?
Елена недоуменно смотрела на Малюту. Было невозможно понять, говорит он серьезно или смеется.
— А что за человек Семин? — внезапно спросил Вырубов.
Елена задумалась.
— Он очень умный человек, — сказала она.
— И что, ты любишь его за то, что он умный?
— Да.
Вырубов, расхохотавшись, откинулся в кресле.
— Да он же урод, — сказал Вырубов. — Ты его любишь за его деньги.
Елена некоторое время размышляла.
— Ну в какой-то степени да. Это же часть его — что он умеет зарабатывать деньги. Если бы он не умел зарабатывать денег, он был бы совсем другим человеком.
Елена задумалась и прибавила:
— И я у него никогда ничего не просила.
— А он тебе чего-нибудь дарил?
— Нет. И слава богу.
Вырубов улыбнулся.
— Витя скаредный человек, я смотрю, он нашел себе дешевую… жену.
— Не смейте так говорить, — сказала Елена.
Под рукой Вырубова зачирикал мобильный телефон. Сергей зацепил его за ухо, выслушал сказанное, коротко дакнул, и выключил аппарат наглухо.
— Ладно, — усмехнулся Сергей, — теперь о деле. Пятьдесят тысяч за универмаг и еще этот дом надоел мне к черту. Я хочу чего-нибудь такое, чего ни у кого нет. Дом, оранжерея и сад. Двадцать тысяч. Идет?
— Я… я вынуждена отказаться… — сказала Елена.
— Почему?
— У меня слишком много другой работы.
— А именно?
— Шубин просил отделать дом. И Казанцев.
— Сто сорок тысяч, — сказал Вырубов.
— Что?
— Я удваиваю сумму. Сто сорок тысяч. Ведь ты должна работать там, где выгодней? Вот и сказешь Шубину, что его очередь потом.
Елена покачала головой.
— Твой Сыч — трус, — проговорил Малюта.
— Что?
— Он должен был позвонить мне сам и отказаться. А он посылает на разбор бабу.
— Виктор тут не при чем. У меня много работы.
— У тебя будет мало работы, — сказал Вырубов. — Выбирай, либо ты берешь эти деньги и делаешь мой универмаг, либо ни Шубин, ни Казанцев тебе ни хрена не закажут.
— Я не могу делать ваш универмаг, — тихо, не подымая глаз, сказала Елена.
Вырубов некоторое время молчал. Потом резко поднялся, распахнул ногой дверь и крикнул куда-то в прихожую:
— Ерш! Свези Елену Сергеевну в город!
* * *
Вырубов не соврал: Шубин и Казанцев отказались от услуг архитектора Ратмирцевой. Шубин был владелец небольшой сети магазинов, и ему был нужен загородный особняк, а Казанцев открывал новый ресторан. Елена могла бы нажаловаться Семину, и, наверное, тогда Шубин и Казанцев заметались бы между молотом и наковальней, но Елене было даже жалко обеих предпринимателей, и она никому ничего не сказала.