— Почему? Разве математики не загружают посудомоечных машин?
— В этом доме, — с грустью ответила она, — нет. Не загружают.
— Ах, да. Знаю. Конечно. Просто сегодня захотелось помочь. Я помогаю иногда.
— Ну конечно.
Изабель посмотрела на мой джемпер. К синей шерсти прилип кусочек лапши. Изабель убрала его и разгладила ткань. На ее губах появилась улыбка и сразу исчезла. Эта женщина заботится обо мне. У нее есть какие-то сомнения, но я ей небезразличен. Жаль. Помеха делу. Изабель провела рукой по моим волосам, чтобы немного пригладить их. Удивительно, но я не отпрянул.
— Эйнштейновский шарм, конечно, хорошая штука, но это уже слишком, — тихо проговорила Изабель. Я улыбнулся, как будто понял. Изабель тоже улыбнулась, но то была улыбка поверх чего-то другого. Словно она носила маску, под которой скрывалось почти такое же, но менее улыбчивое лицо. — Можно подумать, что у меня на кухне клон с другой планеты.
— Да, — отозвался я, — можно сказать и так.
Тут зазвонил телефон. Изабель вышла ответить и через минуту вернулась на кухню, протягивая мне трубку.
— Это тебя, — сказала она внезапно посерьезневшим тоном. Она смотрела на меня круглыми глазами, пытаясь передать беззвучное сообщение, которого я не понял.
— Алло? — проговорил я.
Последовала долгая пауза. Звук дыхания, а потом мужской голос — он говорил медленно и осторожно.
— Эндрю? Это ты?
— Да. Кто это?
— Это Дэниел. Дэниел Рассел.
У меня замерло сердце. Я понял, что это он, переломный момент.
— О, привет, Дэниел.
— Как ты? Слышал, что тебе нездоровится.
— Да ну, все в порядке, честное слово! Просто легкое нервное истощение. Мозгу устроили марафон, ну, он и сорвался. Мои извилины приспособлены для спринтов. Для марафона выносливости не хватает. Но не волнуйся, я уже в норме. Ничего серьезного. По крайней мере, ничего такого, с чем не справятся правильные таблетки.
— Что же, рад слышать. Я волновался за тебя. Вообще-то я собирался поговорить о твоем потрясающем письме.
— Да, — сказал я. — Но только не по телефону. Давай встретимся. Приятно будет с тобой повидаться.
Изабель нахмурилась.
— Отличная мысль. Приехать к тебе?
— Нет, — отрезал я. — Нет. Я сам к тебе приеду.
Мы ждем.
Изабель предлагала подвезти меня, настаивая, что я еще не готов в одиночку покидать дом. Разумеется, я уже уезжал из дому, чтобы побывать в колледже Фицуильяма, но она об этом не знала. Пришлось сказать, что мне надо размяться и что Дэниел хочет срочно поговорить со мной о чем-то, возможно, о новой работе. Я добавил, что возьму с собой телефон и она будет знать, где я. Наконец отыскав адрес в записной книжке Изабель, я вышел из дома и направился в Бебрехем.
К большому дому, самому большому из всех мной виденных.
Дверь открыла жена Дэниела Рассела — высокая широкоплечая женщина с длинными седыми волосами и состарившейся кожей.
— Ах, Эндрю.
Она широко развела руки. Я повторил жест, и она поцеловала меня в щеку. Она пахла мылом и пряностями. Было ясно, что она меня знает. Судя по тому, как она повторяла мое имя.
— Эндрю, Эндрю, как ты? — спрашивала она. — Я слышала о твоей маленькой неприятности.
— Со мной уже все в порядке. Это был, скажем так, эпизод. Но он исчерпан. А жизнь продолжается.
Она еще на миг задержала на мне взгляд, а потом распахнула двери настежь. Широко улыбаясь, она поманила меня в дом. Я переступил порог прихожей.
— Вы знаете, зачем я здесь?
— Чтобы увидеть наверху Его, — ответила женщина, указывая на потолок.
— Да, но вы знаете, зачем я пришел его увидеть?
Ее озадачило мое поведение, но она изо всех сил постаралась скрыть это при помощи своеобразной, энергичной и сумбурной вежливости.
— Нет, Эндрю, — быстро проговорила она. — По правде говоря, он не объяснил.
Я кивнул. И заметил на полу большую керамическую вазу с желтым цветочным узором, и удивился, зачем люди окружают себя подобными пустыми сосудами. Каково их назначение? Быть может, я никогда этого не узнаю. Мы прошли комнату с диваном, телевизором, книжными полками и темно-красными стенами. Стенами цвета крови.
— Хочешь кофе? Или сока? Я пристрастилась к гранатовому. Хотя Дэниел считает, что антиоксиданты — это маркетинговая уловка.
— Я бы выпил воды, если можно.
Мы были на кухне. Она почти вдвое превосходила по размерам кухню Эндрю Мартина, но в силу захламленности более просторной не выглядела. Над головой у меня висели кастрюли. На одной из поверхностей лежал конверт, адресованный «Дэниелу и Табите Рассел».
Табита налила мне воды из кувшина.
— Я бы предложила тебе дольку лимона, но, кажется, лимоны закончились. В вазе есть один, но он уже, наверное, заплесневел. Домработницы никогда не выбрасывают фрукты. Прикасаться к ним не желают. А Дэниел фруктов не ест. Хотя доктор сказал, чтобы ел. Впрочем, доктор еще посоветовал ему расслабиться и сбавить обороты, но этого от него не дождешься.
— Да? А что случилось?
Вид у Табиты сделался озадаченный.
— Сердечный приступ. Не помнишь? Ты не единственный заработавшийся математик в мире.
— О, — сказал я. — Как он?
— Сидит на бета-блокаторах. Пытаюсь приучать его к обезжиренному молоку, мюсли и щадящему режиму.
— Сердце, — сказал я, размышляя вслух.
— Да. Сердце.
— На самом деле, это одна из причин, которые привели меня сюда.
Табита протянула мне стакан, и я сделал глоток. Я пил воду и поражался доверчивости, присущей данному виду. Не успев как следует разобраться в концепциях астрологии, гомеопатии, организованных религий и йогуртов с пробиотиками, я уже понял, что недостаток внешней привлекательности у людей с лихвой компенсируется их наивностью. Говори с ними уверенно, и они всему поверят. Всему, кроме правды, конечно.
— Где он?
— У себя в кабинете. Наверху.
— В кабинете?
— Ты ведь знаешь, где его кабинет?
— Конечно. Конечно. Я знаю, где он.
Разумеется, я солгал.
Я понятия не имел, где кабинет Дэниела Рассела, а дом был очень большим. Но, ступив на лестничную площадку второго этажа, я услышал голос. Тот же сухой голос, что и в телефонной трубке.
— Спаситель человечества пожаловал?