«Десяти тысяч хватило бы на оплату жилья и недельные накладные расходы», — размышлял Павел. От раздумий его отвлекло оживление в вагоне.
— Контролеры. Контролеры, — несколько раз прозвучало тревожное предупреждение.
— Контра идет! — задорно провозгласил розовощекий крепыш, бежавший по вагону с толпой других безбилетников.
Крючков встрепенулся, поднялся и заспешил вместе с ними. Он ехал зайцем. Не потому, что не успел взять билет, а потому, что хотел сэкономить. Сбереженные таким образом деньги автоматически переводились на стоимость пищи. Хотя любой железнодорожный работник сказал бы Крючкову, что безбилетный проезд в электричке не лучше хищения продуктов из магазина. И был бы, конечно, не прав. Ведь поимка за воровство в магазине и безбилетный проезд грозили разными следствиями.
Крючков научился увиливать от контролеров, перебегая «зачумленный» вагон по платформе на остановке. Он производил это с легкостью в том случае, когда не мешали тяжелые сумки. Сложнее было на выходе. Перескочить турникет не давали охранники. А платформы были окружены металлическим частоколом.
Существовало три варианта. Первый — спрыгнуть с платформы и обойти частокол. Второй вариант — купить билетик по минимально возможной цене в так называемой кассе на выход. Третий вариант — сунуть десятирублевку охранникам, чтобы они пропустили. Все эти способы имели слабые стороны. Частокол мог упираться в ряд гаражей или стену промышленной зоны, что вынуждало предпринимать слишком далекий поход, когда в частоколе не было дырок. Опасаясь соглядатайства, охранники не всегда брали деньги. У кассы на выход толпилась огромная очередь. Да и расходоваться не хотелось. Поэтому Павел обычно обходил или перелезал железный забор.
Каждый день самостоятельной жизни в столице Крючков получал новый опыт. В его сознании рушились воспитанные стереотипы. Помнится, наш герой чистосердечно считал, что ездить зайцем и прыгать с платформы ниже достоинства уважающего себя гражданина. Мало того, осуждал за такие поступки других. Так вот, теперь сам прыгал. Да еще как сигал! Перелезал через турникеты и бегал от контролеров, протягивал десятирублевки охранникам. Да что говорить о таких пустяках, когда, разглядывая на прилавке сытную сырную плюшку, голодный Крючков задумывался, как бы поудачней пихнуть ее за молнию куртки и незаметно вынести из супермаркета.
Антисоциальное поведение. Непорядочность. Павел стал выпадать из разряда приличных, законопослушных людей. За всеми совершаемыми незаконными действиями стояла жутковатая неопределенность. Когда Павел думал об этом, мрачные мысли вспучивались в голове, щекотали тревогой затылок, прятались за спиной, сгибали и не давали покоя. Павел не хотел терять статус добропорядочного гражданина.
Однако его положение было отчаянным. Отчаяние управляло поступками Павла. Но все-таки его сердце согревалось надеждой: скоро все переменится к лучшему. А сейчас требовалось всеми правдами и неправдами взять и удержать высоту. Высотой Крючков называл возможность жить и работать в Москве. В Москве — метрополии.
В тот день, участвуя в непродолжительном собеседовании, наш герой узнал прелюбопытную вещь. Оказывается, некоторые работодатели не любят «дешевых» сотрудников. «Скромность теперь не в почете», — с воодушевлением подумал Крючков. Он не услышал, как у него за спиной загремел издевательский, демонический хохот.
Арнольд Валерьянович разбирался с выпавшим на его долю заказом. Китайские фармацевты хотели приобрести порции змеиного яда кобры и щитомордника. Это был очень серьезный заказ. Водить дружбу с китайцами было по-настоящему прибыльно.
Пенсионер герпетолог подоил свою любимицу кобру. Затем пришла очередь щитомордника. Этот ползучий объект обладал прескверным характером. Он всегда хотел чикнуть Арнольда Валерьяновича, но ловкий доильщик не давал такой возможности разъяренной змее. Арнольд Валерьянович умел предугадывать молниеносные выпады щитомордника. Для доильщика змей выкрутасы злобного щитомордника были забавой. Другое дело, когда приходилось работать с гюрзой. Благодаря своей силе она легко вырывалась из рук. Длинные смертоносные зубы при невероятно подвижной челюсти могли достать, даже если крепко сжимать ее голову. Арнольд Валерьянович хотел подоить и гюрзу, но, посмотрев на отметины в календаре, решил, что процедуру стоит отложить на пару суток. Гюрзу насиловать было нельзя чаще положенного.
Когда все змеи были в аквариумах, а специфичный товар в герметично закрытых стаканчиках перекочевал в холодильник, Арнольд Валерьянович склонился над клеткой с мышами.
— Так, — сказал он, выпятил губы, какое-то время следя за хаотичным передвижением грызунов. — Кто из вас пожирней, тот и пойдет на обед кобре.
Арнольд Валерьянович приподнял и потряс клетку. Мыши покатились по ней, словно жертвы кораблекрушения в фильме «Титаник».
— Так, — еще раз повторил Арнольд Валерьянович, скользя взглядом добреньких голубых глаз по мышам. В этот момент раздался звонок. Отвлеченный от любимого дела пенсионер тихо ругнулся, поставил клетку и пошел в прихожую.
Повеяло бальзамической сладостью ладана с примесью горечи бергамота шипровых духов. В квартиру вошла женщина элегантного возраста. Сестра была на пять лет младше брата. У нее были шикарные темные волосы, интересное, немного квадратное, с выдающимся носом лицо. Двигалась она порывисто и красиво. Но годы и непростые обстоятельства жизни брали свое. На старательно обработанной косметическими препаратами коже тут и там пробивались сетки морщин. Упрямые, вылезали из-под тонального крема синюшного цвета круги и оттеняли наполненные драматической влагой глаза, еще больше подчеркивая неутоленную жажду внимания, любви и возрастную усталость. Стоит ли объяснять, что сестра совершенно не походила на брата, точнее, была его полной противоположностью.
Аурелия Иосифовна и Арнольд Валерьянович имели общую мать Герду Атсовну. Валерьян Николаевич Табрелутс был репрессирован в пятидесятом году как эстонский кулак и сочувствующий «лесным братьям». Своего сгинувшего на этапе отца Арнольд Валерьянович не знал. Не помнил он и отца Аурелии — цыгана Иосифа, который с рождением дочери исчез, на сей раз по собственной инициативе. Зато Арнольд Валерьянович очень хорошо помнил московское детство и свою мать Герду Атсовну — эстонскую ведьму, как она любила себя называть, и отчима Модеста Пафнутьевича Щекочихина — инженера (он хорошо помнил его лицо). Отчим днем и ночью пропадал на секретной работе, а мать промышляла гаданием и изготовлением талисманов. В советских газетах наряду с объявлениями о продаже велосипеда «Салют» и катушки для спиннинга «Невская-150» можно было увидеть такое: «Потомственная ведьма из Эстонии. Гадает на картах. Изготавливает талисманы. Поможет узнать ваше будущее, решить проблемы в жизни и семье. Всегда с гарантией».
Да… Герда Атсовна была оригинальная женщина. Детей своих она хоть и любила, но в силу темперамента уделяла им недостаточно внимания. Когда она была молода и красива, ее окружали поклонники. По вечерам Герда Атсовна натирала себя благоуханными снадобьями, вскакивала на ясеневый черенок собранной из березовых веток метлы и вылетала в окно. В это время Арни и Аура оставались в неприбранной пыльной квартире и ничего не боялись. Мать говорила, что от злых наваждений помогает ее колдовство. Маленькая Аура верила в чудеса, а ее повзрослевший брат не верил ни во что, но и не боялся.