— И что теперь? — заинтересовался Константин Петрович.
— Всё теперь. Не будет больше шума, — хлопнула себя по бокам Галина. — И это, я считаю, гораздо важнее, чем частушки какие-то неприличные сочинять.
Вернулась с пустой чашкой Наташа, следом в приёмную просочился Шурик. Константин Петрович выразительно посмотрел на часы, но ничего не сказал, а только установил защиту: все в сборе, можно начинать.
Шурик кратко рассказал о своём визите к Мише Ёжику, причём личную неудачу оценил как общую удачу. У Ёжика первоклассное чутьё на сенсации. И если он говорит, что никого не удивишь историей о продаже душ и исполнении желаний, значит, об этом написано и сказано так много, что даже Миша, с его незаурядным талантом, не сможет найти здесь неисследованную грань. А если уж не найдёт он, то не найдёт никто. Значит, одно задание Кастора выполнено.
Константин Петрович сделал пометку в своём блокноте, потом велел всем повернуться к Лёве и аплодировать. Лёва скривился и остановил овацию. «Да знаю, знаю, что я молодец. Не надо хлопать. А то я решу, что сильно облажался, а вы меня как бы утешаете». Потом сёстры Гусевы, отвечая на просьбы трудящихся, лебёдушками выплыли на середину приёмной и, приплясывая, трижды исполнили свой знаменитый хит «Как на Ладожском вокзале». На третий раз им подпевали все коллеги. Где-то за окном припев подхватили школьники, их поддержал дворник из соседнего двора, по переулкам эхо докатилось до Невского проспекта, и к общему хору присоединились застрявшие в пробке серьёзные деловые люди, среди которых был даже один заместитель губернатора.
Разбудили Гумира, который мирно спал в своей каморке.
— Вы ополоумели — среди ночи так орать? — хмуро спросил он. Потом оглядел приёмную повнимательнее, и сразу стал значительно добрее. Чудесный подарок старика букиниста не исчез, и теперь можно было разглядеть каждый корешок на дальнем стеллаже, каждую букву на этом корешке и даже каждую пылинку, осевшую на эту букву.
— Прикиньте, мне вчерашний дед зрение починил. Я теперь в очках вижу на сто процентов. Надо будет без очков к нему смотаться.
— Ага, вот и на тебя он управу нашел, — кивнул Константин Петрович. — Совершенно неубедимый старик.
— Почему неубедимый? — удивился Гумир. — Мы с ним многие ситуации обсудили — есть контакт.
— В смысле? — переспросил Лёва.
— Станиславский ваш всему поверил — вот в каком смысле. Да ещё подарил мне… — Гумир пошарил в кармане жилетки и вытащил сложенную в несколько раз вышивку. Аккуратно расправил её и разложил на журнальном столике. — Вот что он мне подарил.
— Значит, поверил? — осторожно, чтобы не спугнуть удачу, спросил Цианид. — Во всё поверил или что-то осталось?
— Ой, не нравится мне это! — буркнул себе под нос Виталик.
— Да чего такого? — пожал плечами Гумир. — Задачки простые совсем были. Я даже заскучал немного.
— Мы тебе посложнее задачки найдём! И паёк увеличим! — пропел ему на ухо Цианид, — Молодец, какой же он молодец! Давайте поаплодируем этому молодцу.
— Давайте вот без этого, — отказался от чествования Гумир. А коммерческий директор сделал ещё одну пометку в своём блокноте: очередной метод, описанный в мировом бестселлере «Как легко и просто мотивировать персонал без помощи денег», не прошел проверку на практике.
— Всё равно мне это не нравится! — гнул своё Виталик. — Вы оцените сюжет этой вышивки! Перед вами — троянский коник!
— Обычная деревянная лошадь, чего сразу троянский, — рассмотрев вышивку, вынес вердикт Лёва. — Не завидуй давай.
— Какой там завидовать! Тут бежать надо, бежать и прятаться, да некуда бежать! — завывал Техник.
— Уберите кто-нибудь с глаз моих этого робкого нигилиста! — рассвирепел Константин Петрович.
Марина с Галиной выхватили откуда-то из-за спины свои смертоносные зонтики.
— Молчу! — сдался Виталик, и накрыл голову вышивкой, на которой и в самом деле было изображено нечто похожее на знаменитого троянского коня.
— Наверное, хозяин любит Гомера, — предположил Денис. — И вышивает сюжеты его бессмертных произведений.
— Хорошо, хоть не Стивена Кинга, — раздалось из-под вышивки.
— И Гомера, и Гумира, — весело сказал Цианид, словно не услышав этой реплики.
— Кстати, — Гумир пошарил в другом кармане жилетки и достал оттуда лотерейный билет, — Кто у книжного старика самый первый был? Ему он просил передать вот это.
— Я! Это мне!! — подпрыгнул на месте Константин Петрович. — Небось опять выигрышный. При всех клянусь — проставляюсь с этой суммы! Всех угощаю, эх!
Как с помилованного попугая, он снял с Виталика вышивку по сюжету Гомера и спросил:
— Ну? Теперь ты, скептик, веришь, что это — добрый дед?
— Как бы чего не устроил нам этот добродед, — отвечал упрямый Техник.
— А, ну тебя, — снова прикрыл его тряпочкой Константин Петрович и повернулся к главному герою дня: — Гумир, звезда моих очей, алмаз моей души, расскажи же, не томи. Что сказал этот прекрасный старец? Он готов с нами сотрудничать и дальше?
— Про сотрудничать не было ничего. Сказал — пусть завтра все ко мне приходят.
— Отлично, блестяще, он, наверное, решил сделать нам коллективный подарок! — начал фантазировать коммерческий директор. — Ну-ка! Боевая готовность номер три! Все по местам, доделываем текущую работу. Через час — выступаем! Да что выступаем! На такси поедем! Я плачу! Сейчас Маше позвоню, нехорошо, если она упустит такой праздник…
Он сорвался с места и умчался в коридор, на ходу диктуя в трубку адрес букинистической лавки.
— Даже билет проверять не стал. Совсем беда с нашим Костей, — покачала головой Галина.
— А скатёрка хорошая, — разглядывая вышивку, сказала её сестра, — добротная. Давай, парень, я тебе из неё чехол для монитора сделаю?
— Спасибо, бабуся, не надо. Только троянов мне и не хватало, — ответил Гумир и поплёлся к кофейному автомату.
— Саван, саван из неё надо шить, да маловата будет, — замогильным голосом сказал Виталик, снимая с головы «хорошую скатёрку».
Ане удалось усыпить бдительность родителей, и с утра она уже была в «Фее-кофее», на своём любимом месте, с которого открывался замечательный обзор. По залу сновали официанты, возле барной стойки толпились молодые клерки из соседних офисов. Знакомых лиц не было — даже охранника, который вчера совершенно неожиданно преподнёс ей мороженое, заменял его сменщик.
Аня достала из сумочки книгу, которую читала только здесь, в кафе. Обыкновенная история из заграничной жизни превратилась в роман абсурда. Аня не воспринимала целые страницы текста — когда ждала Его появления, и это ожидание слишком затягивалось. Она могла несколько раз перечитать один и тот же абзац, всякий раз понимая его по-новому — когда нужно было сделать вид, что она погружена в чтение. Она вдруг проваливалась в повествование, находила его интересным, но что-то отвлекало её. Вряд ли она смогла бы пересказать сюжет, но книга, тем не менее ей очень нравилась. Книга была сообщницей, она понимала и поддерживала Аню, как не могли понять и поддержать подруги. Они стали слишком взрослыми, слишком рациональными. Засмеяли бы, непременно засмеяли, признайся она в том, что влюблена в хозяина кафе, но вместо того, чтобы познакомиться и выяснить свои шансы на успех, ходит каждый день, тратит свои скромные сбережения, сидит, смотрит и фантазирует — и этого ей достаточно.