– Мати-кукуруза, дай испить! – крикнул шаман.
От котла, дымившего на краю опушки, отошла одна из женщин. В руках держала она парадную, эмалированную – всю в трещинах, – кружку. Курился над кружкой дымок. Шаман принял варево торжественно, стал наливать в голову тела, которое усадили. Скреб ногами землю ротмистр, дергался, словно препарированная лягушка… Волхв, улыбнувшись небу, стал наливать в пустую голову жидкость. Поместилось пять чашек.
– В хорунжего бы и все семь влились, – подумал кузнец.
– Хорунжие поумнее, – подумал он.
– А в прапорщика так и все десять, – подумал он.
Сколько чашек кукурузного меда поместилось бы в голове Сержанта, кузнецу даже и думать не хотелось. Ведь Сержант был в новой табели о рангах главнокомандующим всех войск.
К сожалению, от старых армий – до Катастрофы, – сохранились лишь смутные воспоминания и названия должностей и званий. Какое из них стояло над каким и под каким, определить было уже невозможно, поэтому их разбросали в произвольном порядке…
Наконец, голова жертвы заполнилась кукурузным медом.
Шаман жестом призвал к себе жителей деревеньки.
– Пей мед кукурузный, пей жизнь матушки кукурузы, – говорил он каждому.
Туземцы по очереди подходили к дергающемуся еще телу и отпивали по глоточку из дымящейся головы. После этого каждый получал кружку кукурузного меда уже из котла. Люди краснели, улыбались, становились раскованнее…
Кукуруза нынче была на весь золота, выращивали ее от силы килограммов десять за год. Основной едой стали кора да лебеда. Из кукурузы же готовили священный мёд по рецептуре старинного «молдавского вина». Такого древнего, что установить, что именно это был за напиток и из какого злака готовился, было уже невозможно. Рецепт хранили втайне от русских оккупантов и передавали от деревни к деревне…
Шаман Сергунька знал, что окрест леса все опустело, и всех, кроме них, вырезали. Об этом ему сказал дух Матушки-Кукурузы, ну, или, – если честно, – это Сергунька подслушал, когда прятался у дороги, а по ней проезжали двое выпивших спирта русских офицеров…
Между тем, обряд закончился. Голову ротмистра вычерпали до конца. Тело бросили к подножью каменного идола с короной. Началась пирушка. Люди, умиравшие от голода и холода, старались взять от краткого мига веселья все. Некоторые уже залезли на корону Штефана и блевали оттуда прямо на тех, кто совокуплялся у пояса идола. Кто-то пел «Меланхолие дулче мелодие» и тряс головой. Шаман Сергунька Ильченка улыбался, глядя на свой народ.
– А ведь это и есть весь мой народ, – подумал он со слезами на глазах.
– А ведь я плачу, – подумал он.
– Я плачу, и это так прекрасно, – подумал он еще.
– Я словно Ахилл, – подумал шаман, до Катастрофы преподававший литературу в школе для отсталых детей.
– Ахилл из издания «Одиссеи» для средних вспомогательных школ для детей с задержками в развитии, – подумал он.
Тут-то на опушку и выбежали солдаты.
* * *
Спустя какой-то час полянка стала выглядеть еще более разнузданно. Теперь она напоминала поле на каком-нибудь рок-концерте еще в те времена, когда в мире существовали электронные музыкальные инструменты, хипстеры, педерасты, и радио для мужественных и хипестров и альтернативных педерастов, «Наше радио»… Солдатня разгромила шалаши туземцев, и некоторых из них вздернула прямо на руке каменного идола. Штабс-капитан Лоринков глазам своим не верил. Памятник Штефану Великому! Как он здесь, в лесу, оказался? Надо будет пустить его по Днестру, подумал Лоринков, и подталкивать баграми до самых порогов…
– Впрочем, о чем я, – подумал Лоринков.
– Памятник ведь каменный, – подумал Лоринков.
– Он же утонет, – подумал Лоринков.
Нервы сдают, подумал он, и потрогал носком сапога пустую голову ротмистра, ужасно умерщвленного туземцами. Если бы не снятая верхняя часть черепа, то ротмистр выглядел бы живым.
Отсутствие мозга мало что меняет в выражении лица военного, – подумал с непроницаемым выражением лица штабс-капитан Лоринков.
Глянул в небо. Солнце уже опускалось к руке Штефана с крестом, которым памятник молчаливо осенял все, происходящее под ним. Следовало поторопиться. В первую очередь надо разобраться с детьми, знал Лоринков, который терпеть не мог, когда плачут дети. Из-за этого над штабс-капитаном часто подтрунивали коллеги. Что поделать, у каждого свои слабости… Солдатня, знавшая это, смотрела выжидающе. Лоринков кивнул, и ткнул в сторону детей рукояткой палаша. Отвернулся. Спустя пару минут вновь взглянул. Дети валялись в углу, быстро порубленные, без издевательств…
– Баб теперь кончайте, – велел штабс-капитан.
Баб порешили не так быстро, и тут уж поделать штабс-капитан ничего не мог. К тому же, на курсах офицеров в Туле русский инструктор, – бородатый чечен, попивавший спирт из самовара, – объяснил множество важных вещей. Среди них была и такая.
– Нет никакой биля смысл давать биля приказ который биля один никто биля не станет биля выполнять, – сказал чечен.
– Это биля только подрывает твой биля авторитет биля командыр, – сказал чечен.
– Ты биля ни в автаритет после такого биля, – сказал чечен.
– Вот так биля, – сказал он.
Лоринков не собирался подрывать свой авторитет командира. Так что он спокойно досмотрел, как солдаты дотрахают женщин, и повесят их. Приступят к мужчинам… Когда и тех начали, смертно мучая, убивать, Лоринков велел остановить расправу.
– Двоих мне оставить, – велел он.
– Для допроса, – пояснил он солдатам.
По стечению обстоятельств, последними оказались шаман и кузнец. Лоринкову принесли корягу поудобнее, и штабс-капитан со вздохом уселся. Посмотрел скучающе на дикарей молдаванских. А ведь прямо трагедия из Красной книги, подумал он. Последние две особи вымирающего вида, подумал он. Сами виноваты, подумал он. Преимущества империи очевидны, подумал он. Не было нужны воевать с Римом, следовало стать римлянином, подумал он. Как же от них воняет, подумал он. С этого и решил начать.
– Вонючки, – сказал капитан.
– Вы, вонючие друзья мои, последние две особи вымершего вида, – сказал штабс-капитан.
– Желаете сохранить себе жизнь, поделитесь со мной тайной, – сказал он.
– Кукурузный мед, – сказал он.
– Рецепт, – сказал он.
Мягко улыбнулся. Склонил голову.
Из-за закатного Солнца над головой Штефана венец государя окрасился красным. Штабс-капитан Лоринков вздрогнул. Русская солдатня, безразличная к cultural references молдавского менталитета, разбрелась по полянке.
Гремели котелки, закипала в них водка, доставался из карманных матрешек пайковый кокаин…
* * *