– Как президент, как глава государства…
–… я приказываю тебе порвать с ней! – крикнул он.
Повесил трубку.
* * *
В отчаянии Дорин обратился к врагу.
Дождливой ночью, когда из-за ливня и засоренных стоков в Кишиневе утонули 1768 человек, он решился. Он надел плащ, темные очки, и вышел из мэрии. Набрал номер.
– Конгресс русских общин Республики Молдова слушает, – сказал вальяжный голос с чистейшим московским акцентом.
– Уменя мало времени, – сказал Киртака.
– Я мэр Кишинева…
– Ага, знаем. Звать тебя Киртака, а фамилия Дорин.
– Нет, – страдая сказал мэр, – фамилия Киртака, а имя Дорин.
– Я Дорин Киртака и звоню вам, чтобы…
– Провокатор, – сразу сказали на том конце трубки.
– Слушайте, – сказали на том конце трубки.
– Если вам нужно гражданство Российской Федерации, то это стоит пять тысяч, будь вы хоть чурка…
–… а если у вас нет пяти тысяч, идите в жопу, даже если вы чистокровный блядь славянин, – сказали на том конце трубки.
– Я мэр Киртака! – воскликнул Киртока.
– Да? – поверили, наконец, на том конце трубки.
Заскрипело записывающее устройство.
– Не пытайтесь установить где я, чтобы нанести ракетный удар, – сказал Киртока.
– Коротко суть моего дела такова, – сказал он.
– Я влюблен в русскую, ее зовут Мария и дядя хочет, чтобы я убил ее, – сказал мэр.
– Мария это еврейское имя! – сказали на том конце трубки.
– А вы звоните в Конгресс РУССКИХ общин, – сказали там.
После этого кто-то третий спросил в трубку на чистом иврите:
– Мойше, что за поц звонит?
– Какой-то гой, – ответил Мойше на иврите с вальяжным московским акцентом.
– Говорит что он мэр Кишинева, любит крысу, и ту зовут русским именем Мария.
– Это провокатор, – сказал собеседник Мойше.
– Русский фашист какой-нибудь, будут сейчас опять искать евреев в Конгрессе Русских Общин.
– Параноики млядь, – сказал Мойше.
– Пошли его на ха, – сказал собеседник.
– Пошли этого гоя и поца на ха, я тебя прошу, – сказал собеседник.
– Хорошо, – сказал Мойше, – шоб он шел на ха.
– Конец связи, – сказал голос.
– Тебе все понятно? – спросил Дорина Мойше на иврите.
– Я тебя умоляю, Мойше, шо ты обращаешься к этому поцу на иврите? – спросил собеседник.
– Ой, – сказал Мойше, – русский фашист и чтобы на иврите не разговаривал?
– Таки да, – сказал собеседник.
Мужчины рассмеялись.
Дорин, слушая переговоры на непонятном языке, грустно повесил трубку.
Даже русские не помогли.
Значит, конец…
* * *
Дорин сгорбился, поднял воротник, и под дождем пошел в мэрию.
Там, в кабинете, где тускло горела лампа, сидела, сложив лапки на животике, Маша. Дорин почесал ей пальцем за ухом, и достал из ящика пистолет «Беретатту», которую ему подарили при вступлении в должность.
Сказал, ткнув пальцем в стену:
– Гляди, Маша…
Доверчивая Маша обернулась.
Дорин поднял пистолет, и прицелился крыске в затылок…
Потом опустил. Мэра осеняло редко, но сильно. Так осенило его и сейчас. Ласково глядя на спинку Маши, он набрал номер своего заклятого врага, коммуниста Гоши Петренку. Гоша был похож на Дорина – тоже молодой, тоже перспективный, тоже дебиловатый на вид и в душе.
Так что Гоша и не сомневался, поехать ли к мэрии, когда Дорин сказал ему:
– Я осознал свои преступления против молдавского народа и готов вступить в Партию Коммунистов! Оружие и партбилет отдам тебе лично в руки, Гоша!
Гоша вышел из дома, сел в «мерседес» и рванул к мэрии.
* * *
…посмотрев на тело Гоши, Дорин довольно улыбнулся. С разбитым лицом, тремя пулевыми отверстиями во лбу, Гоша был обезличен. Но чертами в целом смахивал на него, Дорина. Да и костюм на Гоше был его, мэра.
Дорин же Киртака стоял обнаженный, держа в руке Машу.
Справиться с Гошей оказалось просто. Он стал пить чай, когда Дорин зашел сзади и ударил его по затылку, а потом стал стрелять. Напоследок Петренку лишь прошептал:
– Партия коммунистов еще в 2004 году по время подписания акта о приближении евроинтеграции считала, что процессы актуализации переговорного формата «три плюс пять», что обозна…
– А белый лебедь на пруду, – сказал потом Гоша.
– Мы, коммунисты, сделаем Молдову страной сорока городов! – сказал Гоша.
– Страна расцветет как сад, – сказал он, и плюнул кровью в потолок.
Бред умирающего, понял Дорин.
Решил добить и выстрелил Гоше в глаз. От этого Гоша стал лишь краше. Мэр переодел покойного двойника в свой костюм, изуродовал покойнику лицо, и написал записку, зажав ручку непослушными пальцами Гоши.
«я ухожу мир несправедлив общество Молдовы ты всегда было многонациональным так оставайся им и впредь, я же считаю, что имею право на любовь, а это право было попрано, я с широкой дозой оптимизма отношусь к интеграционным процессам в Европу и завещаю кишиневцам терпеть все невзгоды так как нужно еще потерпеть еще потерпеть немножечко потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть потерпеть кстати в конгрессе русских общин все педики и маланцы не верьте им кресло завещаю своему дяде президенту своей девушке с которой был помолвлен хочу сказать не обижайся на меня просто жизнь такая штука сегодня розы а завтра шипы и как поется в одной песне человек вынул нож серый ты не шути хочешь крови так что же ну и вообще впрочем я увлекся итак, прощайте все я любил вас, ваш Дорик»
Сунул записку Гоше в карман.…
опустил Машу на пол у большой дыры, уходящей в канализацию, и стал глядеть. Маша постояла-постояла, подвигала усиками, а потом не спеша, словно завлекая, засеменила в подполье. В свой, загадочный, неведомый мир… Шевеля задними лапками и кокетливо вертя задом, крыска даже не оглядывалась. Она словно Знала.
Знал и Дорин. Улыбаясь, и скинув последние одежды, он встал на четвереньки.
– Я ухожу в мир Природы, – сказал он шепотом полу.
– Словно герой «Аватар»– а, – вспомнил кино он.
И, показав напоследок камерам наблюдения в кабинете голый и тощий зад, стал пробираться в нору. Позже газетчики утверждали, что зад Киртаки был последним, что он оставил на память о себе жителям города. Дядя мэра утверждал, что все дело в гипнозе и ФСБ. Киртака больше не говорил ничего.