– «Конечно».
– Благо ли то, что мы сейчас делаем?
– «Да, если это делается с благой целью».
– А что следует считать дурной целью?
– «Любопытство и желание позабавиться».
– Это может принести вред?
– «Да, очень большой».
– В чём он выразится?
– «Может так случиться, что вы вызовете силы, которые вам неподвластны».
– Злые силы?
– «Низшие».
– Вы говорите, они опасны. Опасны потому, что грозят нашей жизни или нашей душе?
– «Иногда и душе, и жизни».
Наступило молчание; темнота, казалось, сгустилась ещё плотнее, только над столом вился и курился зелёно-жёлтый туман.
– А вы, Мойр, хотите что-нибудь узнать? – спросил Гарвей Дикон.
– Только одно: вы молитесь там, в вашем мире?
– «Молиться должно в любом мире».
– Почему?
– «Потому что, молясь, мы отдаём дань уважения силам, которые сотворили нас».
– Какую религию вы исповедуете в вашем мире?
– «Мы исповедуем разные религии, точно так же, как и вы».
– Значит, и у вас нет точного знания?
– «У нас есть только вера».
– Господи, ну, сколько можно рассуждать о религии? – не выдержал француз. – Вы, англичане, – народ серьёзный, для вас нет ничего важнее веры и религии, но до чего же это скучная материя! Мне кажется, с помощью этого духа мы можем поставить грандиозный опыт, hein? Это будет сенсация, величайшая сенсация.
– Но ведь вопросы веры и религии действительно самое важное, что может интересовать человека, – возразил Мойр.
– Ну что ж, если вы так считаете, продолжайте в том же роде, – недовольно ответил француз. – Что касается меня, то я всё это слышал невесть сколько раз, мне хочется провести эксперимент с помощью духа, который к нам явился. Но если вы ещё не удовлетворили своё любопытство, то, пожалуйста, задавайте ему вопросы, а когда вы их исчерпаете, мы займёмся кое-чем поинтереснее.
Но чары рассеялись. Сколько мы ни задавали вопросов медиуму, она молчала, неподвижно сидя на стуле. Только глубокое ровное дыхание доказывало, что она жива. Над столом всё ещё клубился туман.
– Вы нарушили гармонию. Она отказывается отвечать.
– Но ведь мы узнали от неё всё, что она могла нам сказать, hein? Что касается меня, я хочу увидеть то, чего никогда не видел прежде.
– Что же это такое?
– Вы позволите мне попробовать?
– Что именно?
– Я говорил вам, что мысль материальна. Сейчас я хочу это доказать и дать вам возможность увидеть то, что на самом деле представляет собой всего лишь мысль. Мне это доступно, но не сомневайтесь: сейчас вы сами увидите. Пожалуйста, сидите и не двигайтесь, ничего не говорите, и пусть ваши руки спокойно лежат на столе.
В студии стало ещё темнее, ещё тише. Я снова почувствовал страх, который такой тяжестью сдавил мне сердце в начале сеанса. Волосы на голове зашевелились.
– Получается! Получается! – вскричал француз срывающимся голосом, и я понял, что нервы его тоже напряжены до предела.
Светящийся туман медленно соскользнул со стола и поплыл мерцающим облаком по комнате. В дальнем углу, где темнота была особенно густой, облако превратилось в плотный, ослепительно-яркий овал – странный зыблющийся источник света, который ничего не освещал, сияние, не посылающее лучей в темноту. Раньше туман светился зеленовато-жёлтым, теперь он налился сумрачно красными оттенками, переходящими в багровый. Но вот на это багровое ядро стала наползать тёмная, похожая на дым субстанция, её слой становился всё толще, всё плотнее, твёрже, всё чернее. И вдруг свет исчез, его полностью поглотила тьма, обвившаяся вокруг него.
– Дух покинул нас.
– Тише… здесь кто-то есть.
Из угла, где раньше был свет, доносилось тяжёлое дыхание, кто-то беспокойно двигался в темноте.
– Что это? Мьсье Ледюк, что вы сделали?
– Всё идёт как надо. Нам решительно ничего не угрожает. – Голос француза дрожал от возбуждения.
– Боже милосердный, Мойр, здесь в студии какое-то большое животное! Вот оно, возле моего стула! Кыш! Брысь!
Это был голос Гарвея Дикона, его заглушил удар по какому-то тяжёлому предмету. Потом… потом началось нечто невообразимое.
Какое-то огромное существо заметалось среди нас в темноте, оно взвивалось на дыбы, всхрапывало, било копытами, наскакивало на мебель, разнося её в щепы. От стола остались одни обломки. Мы бросились кто куда. Существо бешено носилось по студии, грохоча копытами. Мы вопили от ужаса, расползаясь по сторонам, в надежде где-нибудь спрятаться. Вдруг тяжёлое копыто опустилось на мою левую руку, кости хрустнули.
– Свет! Зажгите свет! – последовал истошный крик.
– Мойр, спички! Скорее спички!
– Да нет у меня спичек! Дикон, где спички?
– Не могу найти. Эй вы, француз, прекратите это светопреставление!
– Это не в моих силах. O mon Dieu, я ничего не могу сделать! Откройте дверь! Где дверь?
Шаря наугад в темноте, я, к великому счастью, нащупал рукой дверную ручку. Тяжело дыша и всхрапывая, существо промчалось мимо меня и с ужасающим грохотом стукнуло копытами по дубовой перегородке. Едва зверь пронёсся, я тотчас же повернул ручку, и в следующий миг все мы были в коридоре, а дверь захлопнулась. В студии оглушительно гремело, трещало, слышался грохочущий стук копыт.
– Кто это? Ради всего святого, кто это?!
– Лошадь. Я видел, когда дверь открылась. Стойте, а как же миссис Деламир?
– Нужно вынести её оттуда. Идёмте, Маркем, нельзя медлить, дальше будет ещё хуже.
Мы распахнули дверь и вбежали в студию. Миссис Деламир лежала на полу среди обломков сокрушённых стульев. Мы подхватили её на руки и быстро вынесли. Я всё-таки оглянулся: из темноты на нас глядели странные горящие глаза, потом застучали копыта, я едва успел захлопнуть дверь, и тут на неё с силой обрушился могучий удар, она треснула сверху донизу.
– Он хочет вырваться! Он сейчас вырвется!
– Бегите, иначе мы все погибнем! – закричал француз.
Животное снова обрушилось на дверь, и что-то высунулось из пролома. Это был длинный белый рог, он блестел в свете лампы. Его блеск поразил нас, но рог тут же исчез.
– Скорее, скорее! Сюда! – кричал Гарвей Дикон. – Вносите её! Быстро!
И вот наконец мы в столовой, и тяжёлая дубовая дверь заперта. Мы положили бесчувственную женщину на кушетку, и тут Мойр, этот знаменитый делец с железной хваткой, потерял сознание и рухнул на коврик возле камина. Гарвей Дикон был бледен, как покойник, он судорожно дёргался, точно в эпилептическом припадке. И вот мы услышали, как с громом разлетелась дверь студии и животное вырвалось в коридор, оно носилось взад-вперёд, взад-вперёд, фыркая и стуча копытами в такой ярости, что весь дом дрожал. Француз закрыл лицо руками и плакал, как испуганный ребёнок.