Он уклонился от ее предложения объясниться, неожиданно свернув на другое:
— И какие у тебя были причины выжидать?
Анна ответила не сразу. Под испытующим взглядом пасынка ей было немного не по себе.
— Я чувствовала, что мой подход… Хотелось быть абсолютно уверенной…
— Уверенной в чем?
Неуловимо запнувшись, она ответила:
— Просто в убедительности нашей позиции.
— Но ты сказала — на днях, когда мы разговаривали об этом перед их возвращением из Уши, — что уверена.
— Дорогой мой, или ты думаешь, что в столь сложном деле каждый день, каждый час в той или иной степени не меняет самую твердую уверенность!
— Именно к этому я и веду. Я хочу знать, что изменило твою.
Она раздраженно переменила позу:
— Какое это теперь имеет значение, когда дело сделано? Не знаю, как бы я могла объяснить…
Он вскочил на ноги и стоял, глядя на нее и мучительно хмуря лоб.
— Но это совершенно необходимо — чтобы ты могла найти какое-нибудь объяснение.
Сказано это было таким тоном, что она потеряла терпение:
— Нет необходимости вообще как-то объяснять тебе, поскольку ты взял дело в свои руки. Все, что я могу сказать, — это что я пыталась помочь тебе: ни о чем другом я и не думала. — Она помолчала, потом добавила: — Если сомневаешься, тогда ты поступил правильно.
— Я никогда не сомневался в тебе! — возразил он с легким ударением на слове «тебе». Он перестал хмуриться, и на его лице вновь появилось выражение доверия. — Не обижайся, если… если тебе показалось, что я несправедлив, — продолжал он. — Я тоже ничего не могу объяснить… все так запутано, правда? Вот почему я подумал, что лучше сказать ей сразу; или, скорее, почему вообще не думал, а просто неожиданно выложил все…
Анна тоже примирительно посмотрела на него:
— Теперь не имеет большого значения как и почему. Вопрос в том, что делать с бабушкой. Ты не сказал мне, что она намерена предпринять.
— О, она намерена послать за Аделаидой Пейнтер.
Упоминание этого имени вызвало легкую улыбку, веселую у него и облегченную у нее.
— Возможно, — добавила Анна, — это наилучший выход для нас обоих.
Оуэн пожал плечами:
— Это слишком нелепо и унизительно. Вовлекать эту женщину в наши тайны!..
— Вряд ли это может и дальше оставаться тайной.
Он подошел к камину и стоял, двигая фигурки на каминной полке; но после ее слов снова повернулся к ней:
— Ты, конечно, никому не рассказывала об этом?
— Нет, но теперь собираюсь.
Она помолчала, ожидая, что он ответит, но он молчал, и она продолжила:
— Если рассказать Аделаиде Пейнтер, то я не вижу причины, почему мне не рассказать мистеру Дарроу.
Оуэн резко поставил на место маленькую статуэтку:
— Нет возражений: хочу, чтобы все знали.
Она улыбнулась его слишком эмоциональной реакции и только собралась ответить добродушной шуткой, как он продолжил:
— Ты пока еще не сказала ему?
— Я ничего ему не говорила, разве что пришлось, когда мы обсуждали наши планы — его и мои — сказать, что ты подумываешь о женитьбе и я не согласна покидать Францию, пока не сделаю все, чтобы помочь тебе в этом.
При первых ее словах кровь бросилась ему в лицо, но, услышав продолжение, он вновь успокоился.
— Ты молодец, моя дорогая! — воскликнул он.
— Ты знаешь, я дала слово.
— Да-да… знаю. — Он опять помрачнел. — И это все, точно все, что ты за это время говорила ему?
— Точно. Но почему ты спрашиваешь?
Он смутился, потом спросил:
— У нас ведь был уговор, что бабушка узнает первой?
— Ну ведь она и узнала первой, когда ты рассказал ей, не так ли?
Он вновь принялся переставлять безделушки на каминной полке.
— Ты уверена, что не сказала Дарроу ничего такого, что могло бы ему намекнуть?..
— Я — нет, ничего такого.
Он повернулся к ней:
— Почему ты отвечаешь таким образом?
— Каким?
— Ну… будто думаешь, что проговориться мог кто-то другой…
— Кто-то другой? Кто? — Она поднялась с дивана. — Что, скажи на милость, могло навести тебя на такую мысль?
— Я пытаюсь выяснить, не думаешь ли ты, что он знает что-нибудь определенное.
— Почему я должна так думать? А ты так думаешь?
— Не знаю. Я хочу выяснить.
Она рассмеялась его настойчивости.
— Проверить, насколько я правдива, так, я полагаю? — Услышав шаги на галерее, она добавила: — Вот и он — можешь сам спросить его.
В ответ на стук Дарроу она пригласила его войти; он вошел и остановился между нею и Оуэном. Ее поразил контраст между его счастливым беззаботным видом и угрюмым возбужденным пасынком.
Дарроу с улыбкой встретил ее взгляд:
— Я слишком рано? Или наша прогулка отменяется?
— Нет; я как раз собиралась одеваться. — Она продолжала стоять между ними, переводя взгляд с одного на другого. — Но сперва мы хотим кое-что тебе рассказать: Оуэн помолвлен с мисс Вайнер.
Недавние вопросы и подозрения Оуэна заставили ее внимательно посмотреть на Дарроу.
Тот стоял как раз напротив окна так, что даже света пасмурного дня было достаточно, чтобы ясно видеть его лицо. В первую секунду на том было написано лишь одно безмерное удивление — столь откровенное, что она слегка повернулась к пасынку, улыбаясь несостоятельности его подозрений. Почему, спрашивала она себя, Оуэн подумал, будто Дарроу разгадал его тайну, и почему, в конце концов, его так расстроила эта отнюдь не невероятная возможность? Во всяком случае, его сомнение должно теперь рассеяться: удивление Дарроу непритворно. Когда она вновь посмотрела на того, он уже шел к Оуэну, протягивая руку для поздравления, и от необъяснимого чувства легкой паники у нее словно в голове помутилось и она толком не расслышала, какими обычными в таких случаях фразами они обменялись. Ее следующее впечатление было: успокоившийся вид Оуэна и его улыбка в ответ на поздравление. И жутковатое чувство, будто ее накрыла тень несуществующей тучи…
Минутой позже Оуэн вышел из комнаты, и они с Дарроу остались одни. Он отвернулся к окну и смотрел на льющий дождь.
— Удивила тебя новость Оуэна? — спросила она.
— Да, я удивлен.
— Ты не думал, что это будет мисс Вайнер?
— Почему я должен был думать, что это будет мисс Вайнер?
— Теперь ты понимаешь, отчего я так хотела выяснить, что ты знаешь о ней. — Он ничего не сказал в ответ, и она спросила: — А теперь, когда знаешь, что это она, есть что-нибудь, что?..