Book.

– Как я мог так п-просчитаться! В голову не пришло, что карет не одна, а две. Ну, конечно. Линд приготовил две кареты, потому что собирался похитить и девушку, и мальчика, а потом развезти их по раздельным тайникам. Потому-то Меченый и схватил только великую княжну. Для великого князя была предназначена вторая карета. Наверняка и Линд был там, что меня особенно бесит. Гувернантка невольно облегчила похитителям задачу, отнеся ребенка именно туда, где пряталась в з-засаде вторая группа похитителей. Их план удался только наполовину, но это мало что меняет. Линд все равно взял Россию за горло…

При этих словах его величество с видом крайнего беспокойства заозирался по сторонам, зачем-то оглядывая углы гостиной. Я сделал маленький шаг вперед, пытаясь угадать желание императора, но не хватило соображения.

– Скажите, дядя Джорджи, где у вас тут икона? – спросил монарх.

Георгий Александрович недоуменно взглянул на племянника и пожал плечами.

– Ах, Ники, ради бога! – поморщился Кирилл Александрович. – Только без «помазанника Божия». Тебя, кстати, еще и не помазали. А если коронация будет сорвана, то и не помажут.

Его величество ответил на это с видом глубокой убежденности:

– Я не вижу, что тут может помочь кроме молитвы. Всё в руке Всевышнего. Если Он решил устроить мне, слабому и недостойному, такое испытание, значит, в этом есть некий великий смысл. Надо довериться Его воле, и Он даст избавление.

Я вспомнил, что видел в кабинете его высочества какой-то закопченый образок с потемневшей от старости лампадкой. Неслышно ступая, отлучился на минутку и понес государю икону – только предварительно протер салфеткой.

Пока император с искренним чувством и даже со слезами на глазах произносил слова молитвы, великие князья терпеливо ждали, только Симеон Александрович, позевывая, полировал бархоточкой и без того безупречные ногти.

– Мы можем продолжать, Ники? – бесстрастно спросил Кирилл Александрович, когда государь, в последний раз перекрестившись, вернул мне образ. – Итак, подведем скорбные итоги. Мика похищен жестоким и хитроумным преступником, который угрожает не только умертвить мальчика, но и сорвать всю коронацию. Что здесь можно сделать помимо упований на помощь Всевышнего?

Карнович, приподнявшись, прошелестел из своего угла:

– Найти его высочество и вызволить из плена.

– Прекрасно, – обернулся к нему Кирилл Александрович и язвительно кивнул. – Ищите, полковник. Господин Линд дал нам срок до полудня. В вашем распоряжении целых полтора часа.

Начальник дворцовой полиции снова опустился на стул.

Здесь впервые за все время заговорил Павел Георгиевич. С искаженным, еще не просохшим от слез лицом он сказал дрожащим голосом:

– А может быть, отдать? Ведь Мика – живой, а «Орлов» в конце концов – всего лишь камень…

Вечные противники Кирилл Александрович и Симеон Александрович воскликнули хором:

– Нет!

– Ни за что!

Государь с состраданием взглянул на кузена и мягко сказал:

– И потом, Полли, господин Фандорин весьма убедительно пояснил, что передача алмаза нашего Мику все равно не спасет…

Павел Георгиевич всхлипнул и некрасиво, рукавом, вытер щеку.

– Выйди, Полли, – строго проговорил отец. – Жди у себя в комнате. Мне стыдно за тебя.

Порывисто вскочив, Павел Георгиевич выбежал за дверь. Я и сам с трудом удерживал невозмутимое выражение лица, хотя на меня, конечно, никто и не думал смотреть.

Бедный Павел Георгиевич, бремя августейшей ответственности давалось ему нелегко. В воспитании великих князей и княжон на первом месте стоит вырабатывание самоконтроля и выдержки, умения владеть собой в любых обстоятельствах. С раннего детства их высочеств приучают сидеть на длинных и утомительных парадных обедах, причем нарочно сажают рядом с самыми неумными и несносными гостями. Нужно внимательно слушать, что говорят взрослые, не подавать виду, что их общество скучно или неприятно, смеяться их шуткам, и чем глупее острота, тем искренней должен быть смех. А чего стоит христосование на Пасху с офицерами и нижними чинами подшефных полков. Иной раз приходится совершить лобзание более тысячи раз в течение двух часов! И не дай бог выказать усталость или отвращение. Но Павел Георгиевич всегда был таким живым и непосредственным мальчиком, ему плохо давались упражнения на выдержку, да и теперь, хоть его высочество и достиг совершеннолетия, ему еще многому следовало научиться.

После того, как за великим князем хлопнула дверь, воцарилось долгое, мрачное молчание. Все вздрогнули, когда часы пробили одиннадцать без четверти.

– Однако если «Орлова» не отдать, – встрепенулся его величество, – этот Линд убьет Мику, и завтра подкинет тело на Красную площадь или к Храму Христа Спасителя. Это выставит меня, русского царя, на позор перед всем цивилизованным миром!

– А с тобой и весь дом Романовых, – заметил Симеон Александрович.

Кирилл Александрович хмуро прибавил:

– И всю Россию.

– Бог свидетель, – горестно вздохнул государь, – я никогда не желал короны, но таков уж, видно, мой крест. Недаром я появился на свет в день Иова Многострадального. Господи, научи, вразуми, что делать?

За Господа ответил Фандорин, отчетливо произнесший одно-единственное слово:

– П-прокат.

– Что? – удивленно приподнял брови его величество.

Мне тоже показалось, что я недослышал.

– Нужно взять «Орлова» у Линда напрокат до окончания к-коронации.

Симеон Александрович покачал головой:

– Он бредит!

Старший же из великих князей сосредоточенно прищурился, силясь вникнуть в смысл дикого предложения. Не вник и спросил:

– Как так «напрокат»?

Фандорин хладнокровно пояснил:

– Нужно сообщить Линду, что его условие принято, однако до коронации по понятным причинам исполнено быть не может. Посему за каждый день задержки доктор будет получать некую сумму, весьма значительную – мы как бы возьмем у него «Орлова» напрокат. До коронации ведь еще неделя?

– Но что нам это даст? – схватился за пышный ус Георгий Александрович.