— Хью!
Аманда начала приподниматься, и в тот же самый момент Хлоя взглянула через бассейн прямо в глаза Хью. Их взгляды встретились, и Хью пронзило желание. Или чувство вины. Казалось, что это почти одно и то же. Хью поспешно отвернулся.
— Вот, держи, — сказал он, подхватил наугад какую-то бутылочку и сунул Аманде.
— Это не «Фактор восемь»! — нетерпеливо произнесла она. — Большая бутылочка.
— А, да.
Хью схватил нужную бутылочку, сунул жене и улегся обратно с бешено бьющимся сердцем. У него не шло из головы лицо Хлои и обжигающий, слегка презрительный взгляд голубых глаз. Конечно, она знала, о чем он думает. Хлоя всегда безошибочно угадывала его мысли.
Они встретились пятнадцать лет назад в Лондоне, на вечеринке студентов выпускного курса; вечеринка проходила в совместно снимаемой квартире в Стоквелле, и там было полно медиков и экономистов. Джерарда туда пригласили как приятеля одного из экономистов, а поскольку это был Джерард, он притащил с собой без приглашения целую толпу народу с его курса в Институте искусств Куртольда. Среди них была и Хлоя.
Теперь, задним числом, Хью казалось, что он влюбился в нее сразу. На ней было платье довольно оригинального фасона, и это выделяло ее из толпы. Они принялись беседовать о живописи, в которой Хью разбирался плохо, а потом как-то перескочили на костюмы различных эпох, в которых он разбирался еще хуже. Хлоя как бы между делом упомянула, что она сама придумала и сшила платье, в котором пришла.
— Я вам не верю, — заявил Хью, подогретый несколькими бокалами вина и к тому же стремившийся увести разговор подальше от крючков для застегивания пуговиц, которые употреблялись в девятнадцатом веке. — Докажите.
— Ну ладно, — рассмеявшись, сказала Хлоя. Она наклонилась и приподняла подол платья. — Посмотрите на шов, на стежки. Я выполнила их, все до единого, вручную.
Хью послушно посмотрел, куда ему было велено, но не увидел ни единого стежка. Его взгляд упал на стройные ноги Хлои, обтянутые чулками-«паутинкой», и его охватило поразительное, непреодолимое желание. Он пригубил вино, пытаясь восстановить самообладание, потом осторожно взглянул Хлое в глаза, ожидая увидеть в них безразличие, если не враждебность. А вместо этого увидел понимание. Хлоя прекрасно знала, чего он хочет. Она и сама этого хотела.
Тем же вечером, позднее, в его спальне в Килбурне, она заставила Хью снять с нее платье медленно, задерживаясь, чтобы она показала ему каждый выполненный вручную шов на изнанке. К тому моменту, когда платье наконец-то было снято полностью, он желал ее, как ни одну женщину в своей жизни.
Потом они лежали в молчании. Хью уже принялся размышлять про следующее утро — про то, как ему удержаться и не провести в обществе Хлои весь день. Когда Хлоя что-то пробормотала и выбралась из постели, он едва это заметил. И лишь когда она уже наполовину оделась, Хью с искренним изумлением осознал, что она собирается уходить.
— Мне пора, — сказала Хлоя и нежно поцеловала Хью в лоб. — Но, возможно, мы еще увидимся снова.
Когда дверь за нею затворилась, Хью, к немалой своей досаде, осознал, что впервые это он остался в пустой постели, а его партнерша извинилась и ушла. И, к собственному его удивлению, ему это не понравилось.
При следующей их встрече Хлоя точно так же покинула его постель. И при следующей. Пару недель спустя Хью небрежно поинтересовался, чем это вызвано, и Хлоя вскользь бросила, что живет вместе с тетей на окраине Лондона и что ее тетя очень нервная. Она никогда больше ничего не объясняла и всегда действовала одинаково. За те три летних месяца, которые во всех прочих смыслах были безукоризненны, Хлоя ни разу не провела с Хью всю ночь. Постепенно он позабыл о гордости и стал упрашивать подругу остаться до утра.
— Я хочу видеть, как ты выглядишь, когда просыпаешься, — сказал он и засмеялся, чтобы скрыть, что говорит правду.
Но Хлоя осталась непреклонна. Искушение, как он теперь понимал, было огромно, но девушка наотрез отказалась поддаваться ему. Даже теперь Хью, закрыв глаза, мог припомнить шуршание ее джинсов, шорох хлопчатобумажной рубашки, щелчок пряжки ремня. Звуки, с которыми она собирала свои вещи в темноте и исчезала, уходила туда, куда никогда не приглашала его.
Она выглядела изящной и хрупкой, словно эльф. Но на самом деле была одной из самых сильных людей, каких только знал Хью. И даже тогда он это оценил. В то время один из его друзей погиб в горном походе. Они с Грегори никогда не были особенно близки, но Хью его гибель потрясла до глубины души. Он никогда прежде не сталкивался со смертью, и сила собственных чувств испугала его. После первоначального шока он погрузился в депрессию, затянувшуюся на несколько недель. Хлоя сидела с ним часами напролет, выслушивая, советуя, успокаивая. Она никогда не торопилась, никогда не проявляла нетерпения и постоянно оставалась рассудительной и сдержанной. Хью до сих пор недоставало этой рассудительности и этой силы. Ему никогда не приходилось ничего объяснять — Хлоя всегда понимала ход его мыслей. Казалось, будто она понимает Хью куда лучше, чем он сам.
Хью вышел из того черного, горестного периода полным новых жизненных сил. В нем окрепла решимость брать от жизни все, пока жив. Достичь успеха. Заработать денег. Добиться всего, чего только сможет. В нем начали зреть честолюбивые устремления; он принялся читать напечатанные на глянцевой бумаге брошюры различных корпораций и наведываться в центр занятости Лондонского университета.
Примерно в то же самое время, как Хью стал встречаться с менеджерами по набору персонала, Хлоя впервые начала хоть как-то упоминать о своей жизни. О тете и кузинах-школьницах. И о каком-то Сэме, с которым ей очень хотелось познакомить Хью.
Хью до сих пор помнил тот день во всех подробностях. Поездка в лондонское предместье. Одинаковые аккуратные тихие улочки. Они остановились у маленького псевдотюдорского домика, Хлоя будто нерешительно отворила дверь и пропустила Хью внутрь. Он слегка поеживался от предполагаемого сценария знакомства с семейством и тем не менее ободряюще улыбнулся ей через плечо и прошел в узкий коридор, а оттуда — в гостиную. И застыл от удивления. На ковре сидел младенец и улыбался ему.
Хью машинально улыбнулся в ответ. Он подумал, что это очередной племянник или ребенок кого-то из друзей. Ему и в голову не пришло, что малыш имеет какое-то отношение к Хлое. Хлое же всего двадцать лет. Она сама выглядит ребенком. Хью обернулся, собираясь отпустить какое-то легкомысленное замечание, и увидел, как ее лицо осветилось любовью.
— Ты ему понравился. — Она обошла Хью и взяла малыша на руки. — Сэм, поздоровайся с Хью.
Хью озадаченно уставился на радостную мордашку малыша — и постепенно, словно камень, падающий в глубь воды, до него дошла ужасающая истина.
Он до сих пор помнил удушливый страх, охвативший его тогда. Гнев, вызванный ее предательством, ее обманом. Хью сидел с приклеенной улыбкой, пил чай, поддерживал беседу с тетей, и, как мог, отвечал на ее таящие в себе надежду вопросы. Но мыслями был далеко — он планировал бегство. При каждом взгляде на Хлою у него к горлу подкатывали тошнота и ярость. Как она могла все так испортить?! Как она могла завести ребенка?!