Когда мы вышли в вестибюль, Джек повернулся ко мне.
— Этот парень псих. Проделывать такие шутки с миллионом долларов! А если…
Я оборвал его:
— Собери о нем все сведения.
— Ты что, серьезно?
Я кивнул.
— Никогда в жизни не говорил более серьезно.
Совершить подобный рекламный трюк мог только либо тот, кто имел все, либо тот, кто не имел ничего и отчаянно блефовал. Мне было все равно, к какой категории он относился. У этого парня были железные нервы.
То, что я узнал, лишь разожгло мое любопытство. На следующее утро я отправился к нему в контору, чтобы поглядеть, каков же он на самом деле.
У него был небольшой четырехкомнатный офис в одном из зданий Рокфеллеровского центра. Везде сновали люди, повсюду, даже в коридорах, были столы, на полу валялись бумаги. Я стоял посреди того, что, видимо, называлось приемной, и оглядывался по сторонам. Через какое-то время ко мне подошел человек, его лицо выражало озабоченность. Тогда я еще не знал, что это Роджер Коэн, шурин Сэма и его основной источник финансирования.
— Вы прокатчик или что-то продаете? — спросил он.
— Наверное, и то и другое.
— Видите ли, — хрипло сказал он, — я хотел узнать, вы покупаете, продаете или собираете налоги?
— Я покупаю, — ответил я.
На его лице появилась улыбка.
— В таком случае, проходите сюда. Мистер Бенджамин примет вас немедленно.
Сэм разговаривал по телефону, когда я вошел в кабинет. Он поднял глаза и указал мне рукой на кресло. На нем лежали бумаги, и Роджер быстро смахнул их на пол.
— Идет! — сказал Сэм в телефонную трубку. — Пятьдесят процентов расходов по прокату, а я согласен платить за рекламу до тысячи долларов в неделю.
Он положил трубку и протянул руку через стол.
— Сэм Бенджамин меня зовут.
Я пожал его руку. Рукопожатие было крепким.
— Стивен Гонт.
Он пытливо посмотрел на меня.
— Тот самый Стивен Гонт?
Я кивнул.
— И почему вы здесь? — спросил он.
— Вам нужны деньги, — сказал я, — а у нас они есть.
— Не знаю, откуда вы черпаете информацию, — сказал он быстро, — но вы ошиблись. У нас все идет прекрасно.
Я встал.
— Тогда я зря трачу ваше время.
— Минуточку, — остановил он, — не так быстро. Что у вас?
— Я хочу предложить вам двести тысяч за право показа вашего фильма по телевидению.
— Не пойдет. Если об этом узнают, все прокатчики будут бойкотировать меня.
— Деньги сейчас, — сказал я. — А о нашей сделке мы объявим через два года, к тому времени ваш фильм уже сойдет с экранов.
— Чек при вас? — он ухмыльнулся. — Потому что я должен заплатить за аренду сегодня, иначе меня вышвырнут отсюда.
Мы отказались от машины и решили прогуляться до дома пешком, тем более что стоял теплый летний вечер. Мы не торопясь шли по Пятой авеню, заглядывая в витрины магазинов, ярко освещенных и заполненных спортивной одеждой и туристскими принадлежностями.
Я посмотрел на Барбару.
— Было не так уж и плохо? — спросил я.
— Нет, — коротко ответила она. Казалось, она погружена в свои мысли. Только когда мы свернули на Сорок девятую улицу, она снова нарушила молчание. — Почему ты так носишься с ним?
— Из-за фильмов, — пояснил я. — Он может доставать для нас хорошие художественные фильмы.
— Ну и что? — переспросила она. — Фильмов полно повсюду.
— Конечно, — ответил я. — Но надолго ли хватит этих запасов? Телевидение за одну неделю использует фильмов больше, чем какая-нибудь голливудская студия создает за несколько лет.
— А почему бы тебе самому не заняться съемками фильмов?
— Мы этим и займемся. В свое время. Сейчас наше финансовое положение не позволяет этого. И пока мы на рынке, я хотел бы защитить себя от высоких цен.
— А почему ты думаешь, что он будет продавать тебе фильмы дешевле? Это не тот тип.
Я с уважением посмотрел на нее. Не зря она была дочерью Спенсера Синклера.
— Точно, — согласился я, — но он нуждается в нас. Он тщеславен и хочет создать свою собственную кинокомпанию. И мы ему в этом поможем. Это будет выгодно и ему, и нам.
Мы как раз подошли к дому, вошли в холл и остановились у лифта. Барбара хотела что-то сказать, но, взглянув на лифтера, передумала.
Войдя в квартиру, она сразу же опустилась в кресло.
— Слава Богу, что у нас здесь кондиционированный воздух. Можешь себе представить, как мне жарко с моим весом.
— Ты что-то хотела сказать в лифте, но потом передумала.
— А! — Она закурила. — Я хотела сказать, что на твоем месте я бы не стала ему доверять.
— А почему ты так думаешь?
— Да так. Мне не нравится, как он себя ведет. — Она затянулась, положила сигарету в пепельницу. — У всего какой-то не тот вкус.
— Что ты имеешь в виду?
— Во-первых, в нем нет верности, — сказала она уверенно. — Взять хотя бы его отношение к шурину, Роджеру. Когда мы виделись с ним в первый раз, он относился к Роджеру как к своему партнеру: Роджер то, Роджер сё, Роджер, как ты думаешь? Тогда-то я не понимала, а узнала позже, что Роджер финансировал его все эти годы.
— Ну и..?
— Ты видел, как он относился к нему сегодня? — спросила она. — Будто Роджер его слуга или вообще ничто. Едва он добился минимального успеха, как уже начал относиться к Роджеру с презрением. Стоило только Роджеру открыть рот, Сэм тут же обрывал его. И тот сидел как оплеванный.
— Просто у Сэма было хорошее настроение, — возразил я. — Нужно же ему было немножко повоображать. Не всякая картина приносит доход в три миллиона долларов за двенадцать недель.
— Конечно, — согласилась она. — Но не за счет человека, который полжизни поддерживал тебя.
— Думаю, что он не хотел ничего плохого, — сказал я. — Ты видела, какой «линкольн» он купил Роджеру?
— Да, видела. Но интересно, заплатил ли он Роджеру все деньги, которые должен ему? — Она тяжело поднялась на ноги. — Я вся такая липкая и потная. Пойду приму душ и лягу спать.
Я думал, на этом все и закончилось. Но когда, спустя два часа, я лег в постель, Барбара еще не спала и смотрела телевизор.
— И все же я его недолюбливаю, — проворчала она.
Я уже забыл о нашем разговоре. Весь вечер я провел в гостиной, переключая каналы телевизора.