— Вот я и рассмотрел.
Впервые адвокат вышел из себя.
— Я считал, что действую от твоего имени. Я не собираюсь участвовать в таких некорректных переговорах! Если эта сделка не состоится, я увольняюсь!
— Как хочешь, — я бесстрастно взглянул на него.
— Ты совсем зарвался! — кипел он.
Теперь разозлился и я. Мой голос стал ледяным.
— Проблема в том, что ты всего лишь поверенный, а речь идет о моей собственности. Только я решаю, что с ними делать — продать, подарить, сделать еще что-то! Оно мое, я им владею, а ты на меня работаешь. Не забывай.
Лицо Мака помертвело. Я понял, о чем он сейчас думает. Сто тысяч в год, которые я ему плачу. Процент с прибыли. Дом, в котором он живет. Школы, в которые ходят его дети. Его положение в обществе. Возможно, в этот момент он пожалел об адвокатской практике, которую он бросил, чтобы работать со мной. Но пожалеть его я не мог. Он знал, на что идет, сам составлял подписанный мною контракт. Он хотел денег — и получил. Теперь жаловаться поздно.
Я посмотрел на остальных. Они смотрели на нас. Я понял, что хоть мне Мака и не жалко, но придется ему помочь.
— Ну, полно тебе, Мак. — Я заставил себя говорить тепло и дружелюбно. — Мы с тобой слишком близки, чтобы ссориться из-за этого. Забудь. Будут другие сделки. Сейчас важнее подписать наш с тобой контракт, чтобы другие акулы тебя не украли.
Мак облегченно перевел дыхание.
— Конечно, Джонас. — Он поколебался. — Кажется, мы оба немного переутомились. Я — из-за переговоров, ты — с этим рекордным перелетом. Наверное, я тебя недопонял…
Он повернулся к остальным.
— Прошу прощения, джентльмены. Это целиком моя вина. Я невольно ввел вас в заблуждение. Приношу вам мои извинения.
В туалете воцарилось неловкое молчание. Я усмехнулся и подошел к писсуару.
— Чтобы наша встреча не была совсем безрезультатной, — бросил я через плечо.
Первым сдался Шеффилд. Он о чем-то зашептался с остальными. Когда я повернулся, он произнес:
— Мы согласны на двенадцать с половиной.
Видно, им до зарезу был нужен этот контракт, раз они так быстро согласились. Я уже начал качать головой, но тут меня осенило:
— Я много слышал о вас от моего отца, мистер Шеффилд. Он утверждал, что вы человек азартный.
На его тонких губах появилась улыбка.
— Иногда позволяю себе сделать ставку-другую, — признал он.
— Предлагаю пари! Ставлю два с половиной миллиона против того, что вам не попасть в писсуар с того места, где вы сейчас стоите. Попадете — и я согласен на двенадцать с половиной, промахнетесь — я получаю пятнадцать.
У него отвисла челюсть, глаза за стеклами пенсне изумленно выпучились.
— Мистер Корд! — возмутился он.
— Зовите меня Джонас. И не забудьте: на кону два с половиной миллиона долларов.
Шеффилд посмотрел на остальных, потом опять повернулся ко мне. Неожиданно напряженную тишину разрядил голос представителя «Мэлон Кэмикалс»:
— Два с половиной миллиона, Мартин. За такие деньги я бы и сам попробовал.
Шеффилд еще секунду колебался, потом посмотрел на Макалистера, но тот отвел глаза. Тогда он повернулся к писсуару, опуская руку к ширинке, и взглянул на меня. Я кивнул. Но ничего не произошло. Ничего. Он просто стоял, наливаясь краской. Секунда шла за секундой.
— Ну, хорошо, мистер Шеффилд! — сказал я совершенно серьезно. — Вы выиграли. Заключаем сделку на двенадцать с половиной.
Он глянул на меня, пытаясь прочесть мои мысли. С непроницаемым видом я протянул руку. Он пожал ее.
— Можно, я буду звать вас Мартин? — спросил я.
Он кивнул и слабо улыбнулся:
— Пожалуйста.
— Мартин, — серьезно проговорил я, — у вас ширинка расстегнута.
Макалистер внес необходимые поправки в контракт, и мы подписали его на месте. Когда мы вышли в холл, было уже полпятого утра. Я направился к лифту, но Уинтроп догнал меня. Мне не хотелось разговаривать с ним.
— Нельзя подождать до завтра, Амос? — спросил я. — Мне надо поспать.
Его лицо сморщилось в понимающей улыбке. Он дружески хлопнул меня по плечу.
— Знаю, каким сном ты собираешься заняться, парень, но это важно.
— Ну, хорошо! Что там у тебя?
Мы подошли к дивану и сели.
— Мне нужно еще десять тысяч, — сказал он.
Я посмотрел на него. Неудивительно, что он вечно без денег. Он тратит их быстрее, чем их печатают.
— А что с теми, которые ты получил за акции?
— Уже разошлись, — смущенно признался он. — Ты же знаешь, какие у меня долги.
Уж я-то знал. Он был весь в долгах. Пятьдесят тысяч наверняка ушли кредиторам и бывшим женам. Я уже сожалел, что оставил его в деле, но мне казалось, он будет полезен. Когда-то он был среди лучших авиаконструкторов.
— Твой контракт не предусматривает такие авансы, — сказал я.
— Да, я знаю, — согласился он. — Но это важно. Такое больше не повторится, обещаю. Это для Моники.
— Для Моники? А в чем дело?
Уинтроп покачал головой.
— Я хочу отослать ее к матери в Англию. Я с ней не справляюсь. Тайком встречается с каким-то парнем и скоро начнет спать с ним, если уже не начала.
Я пристально посмотрел на него, пытаясь понять, не является ли это завуалированным шантажом.
— Ты знаешь, кто это?
— Если бы знал — убил бы! — яростно проговорил он. — Она такая милая, невинная девочка!
Я с трудом сдержал улыбку. Любовь слепа, а родители еще более слепы. Даже такой юбочник, как Амос, был не сообразительнее простого деревенщины.
— Ты с ней говорил?
— Да, пробовал, только она слушать ничего не хочет. Ты же знаешь современную молодежь. Теперь они все узнают в школе. Когда ей было шестнадцать, я нашел у нее в кармане пачку презервативов!
Вот тогда ему и надо было остановить ее. Он опоздал года на три. Сейчас ей девятнадцать, и у нее поставлена спираль.
— И что мне оставалось делать? Запереть ее дома? — возмущался он.
— Мог бы хоть попытаться быть ей отцом, — сказал я.
— Много ты понимаешь! Посмотрим, что ты запоешь, когда у тебя самого будут дети.
Я бы мог много чего ему сказать. Моему отцу тоже было не до меня. Но я слишком устал. Я решительно поднялся.
— Так как насчет денег? — с тревогой спросил он.
— Дам! — пообещал я, внезапно ощутив прилив злости. Зачем мне такие, как он? Настоящие пиявки: как присосутся, уже не отдерешь. — Я готов дать тебе двадцать пять.