— Совершенно верно, — сдержанно кивнул кавказец. — Нам бы хотелось нанять вас в качестве телохранителя Вячеслава Евгеньевича.
— А почему именно меня? — не удержавшись, все же поинтересовалась я, осознавая, что дело серьезное и кому попало его не поручат.
— Мы навели о вас справки. Исходя из полученных сведений, вы лучшая из всех, кого нам предложили, — ответил Олег Ефимович. — Во-первых, вы получили достойную профессиональную подготовку, а брать на работу дилетантов — бывших военных или обычных охранников — в данном случае слишком опасно. Во-вторых, о вас великолепные отзывы: ответственная, неподкупная, решительная — это как раз то, что нам надо. И, наконец, вы ни разу не оплошали и не потеряли доверившегося вам клиента. На что мы надеемся и сейчас.
Я не слишком суеверна, но все же постучала по деревянной крышке стола, пробормотав:
— На всякий случай, чтобы не сглазить.
— Так вы согласны взяться за эту работу на тот период, пока наша доблестная милиция ведет охоту на компьютерных террористов? — спросил заместитель министра по финансам. — На оплату, как вы уже, наверное, поняли, государство не поскупится. Мы даже готовы выдать вам в качестве аванса некоторую сумму.
Без какого-либо энтузиазма я глянула за окно: дождь как лил, так и продолжал лить, не собираясь заканчиваться в ближайшее время.
— Вы не ответили. Беретесь за это дело? — повторил свой вопрос кавказец.
При этом он уже достал из кармана увесистый бумажник и, вытащив из него несколько стодолларовых купюр, небрежно зажал в руке, не выкладывая пока на стол. Я едва не выругалась, понимая, что меня просто дразнят большими деньгами. Понять-то поняла, но не удержалась от соблазна и, тягостно вздохнув, обреченно произнесла:
— Хорошо, я возьмусь за охрану вашего ученого.
— Вот и замечательно, — облегченно выпалил Кононов и заметно расслабился.
Его же товарищ передал мне «приманку» и, как бы к слову, добавил:
— Ах да, забыли упомянуть — клиент пострадал при взрыве. Он лишился зрения, и вам, возможно, придется совмещать работу телохранителя с работой поводыря. Впрочем, эти неудобства мы вам обещаем материально компенсировать.
«Забыли упомянуть? Да это же кардинально меняет суть дела!» — хотела было воскликнуть я, но отчего-то промолчала. Может быть, меня заставили сдержаться добавленные купюры, может быть, мой взор затуманился из-за зеленого цвета ценных бумаг. Не знаю. А эти двое, словно заранее уверенные в благоприятном исходе, покровительственно смотрели на меня и радовались. И черт бы их обоих побрал!
* * *
Конышев Вячеслав Евгеньевич, с которым меня познакомили на следующее же утро, оказался мужчиной весьма интересным, как внешне, так и внутренне. Широкие темные очки, полностью скрывавшие глаза, вовсе не портили его, а скорее добавляли таинственности и слегка интриговали собеседников, вынужденных терзаться вопросом, о чем же думает этот красавец мужчина и правду ли говорит. Способствовала тому и улыбка. Легкая, игривая, она часто появлялась на лице Конышева. Казалось, Вячеслав улыбается своим мыслям.
Когда нас знакомили, Конышев протянул ладонь мне навстречу, а когда я положила на нее свою, поднес ее к губам и, поцеловав, произнес:
— Я почти уверен, что она красива.
— Не более, чем ваша жена, — отшутился Олег Ефимович. А именно он выписал мне пропуск в институт и встретил на проходной.
Но Вячеслав Евгеньевич продолжил расспрашивать:
— Какого цвета у нее глаза и волосы? Какую прическу носит? Я хочу знать.
Олег Ефимович вздохнул. Догадавшись, что ему не слишком хочется меня описывать, я жестом дала ему понять, что как-нибудь справлюсь сама, он же может идти, а затем ответила:
— Я высокая, хорошо сложена, стригусь коротко. Волосы цвета спелого каштана. Глаза, как мне говорят, вообще цвета неопределенного — постоянно меняются, в зависимости от настроения. Губы пухлые, нос маленький. Вот и весь портрет!
Вячеслав вновь загадочно улыбнулся:
— Действительно красивая. А у вас есть семья: муж, дети?
— Нет.
— И квартиры собственной, наверное, тоже нет, — как-то устало вздохнув, добавил мой собеседник.
— Ну, пока еще нет, я живу с…
— Что ж, я был почти уверен, что вы из отряда приматов, — полуутверждающе протянул одному ему понятную фразу Конышев, даже не дослушав меня.
— А кто это? — глупо переспросила я.
— Приматы? — удивился моей неграмотности клиент, и уголки его губ озорно приподнялись вверх в легкой усмешке. — Это, девочка моя, те, у кого в графе семейного положения написано «холост», иными словами, одиночки, живущие под одной крышей с матерью. Из самой формулировки возникает термин: «приматы», то есть люди, живущие при матери, в тепличных условиях, наполненных заботой и опекой.
— В таком случае боюсь, что я все же не из их числа, — заметила я. — Я живу не с матерью, а с тетей Милой, и о тепличном образе жизни мне, при моей-то работе, остается только мечтать.
Вячеслав рассмеялся:
— Скорее всего, вы правы. И все же я чувствую, что вы одиноки, у вас нет рядом близкого человека, с которым вы могли бы поделиться самым сокровенным, на плече которого всплакнуть, если вдруг приведется. Одиночество — штука, конечно, хорошая, но убийственная. Поверьте мне, Евгения.
Не стала спрашивать, откуда он узнал, что я действительно по природе своей волк-одиночка. Тем более что не раз слышала о том, что у людей, лишенных зрения, обычно обостряются остальные чувства: осязание, вкус, слух, наконец интуиция. Они порой чувствуют больше, чем мы видим.
— Ну так что, Евгения Максимовна, — распорядился Конышев через минуту, — ведите меня.
— Куда? — удивилась я.
— В отдел квантовой криптографии. Второй этаж, кабинет сорок четыре, — объяснил Вячеслав.
Я взяла его под руку, и мы двинулись по направлению к лифту. А так как идти молча было как-то неловко, я попросила:
— Расскажите мне о себе.
— А что рассказывать, моя жизнь куда беднее на события, чем ваша. Это вам постоянно приходится кидаться из огня да в полымя, кого-то спасать, защищать, оберегать. А моя сфера деятельности ограничивается всего лишь офисом и компьютером. Про таких, как я, говорят — чокнутые. Возможно, так оно и есть, хотя мне нравится моя работа.
— А как вы к этому пришли? Как поняли, что хотите стать исследователем в этой области? — нажимая нужную кнопку лифта, озадачила я Конышева новым вопросом.
— Сложный вопрос, — вздохнул тот задумчиво. — Честно сказать, и сам толком не знаю. Меня подобные вещи не интересовали даже в школьные годы, я считал их бессмысленными и ненужными. После окончания школы поступил в военное училище, мечтая стать летчиком. — Вячеслав усмехнулся. — Обычные юношеские грезы, ничего более. Зато получил инженерное образование. Тогда-то я и понял, что летать уже не стремлюсь, а хочу учиться дальше, хочу стать исследователем. Увлекся компьютером, программами, а затем дорос до разработчика.