Она очень хорошо все помнила, ей было в ту пору одиннадцать лет. В затемненной комнате стояла тишина, и внезапно ее отец принялся громко рыдать, положив голову на кровать умирающей матери: «Не оставляй меня, дорогая! — рыдал он безутешно. — Не оставляй меня!» Это было очень трогательно. Все, находившиеся в комнате, — доктор, медсестра и слуга — стояли, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она положила руку на плечо отца и шепнула ему на ухо, чтобы никто не услышал:
— Ты переигрываешь, папа, — сказала она.
Он быстро кивнул ей головой и прошептал в ответ:
— Я знаю, но маме это должно очень нравиться.
Театр был у нее в крови, и с этим ничего поделать было нельзя. Она рождена была играть, как некоторые рождаются, чтобы рисовать или сочинять музыку. Она приехала в Нью-Йорк в уверенности, что ее двоюродный брат Уоррен даст ей такую возможность, но она не приняла во внимание жену Уоррена.
Только бросив первый взгляд на Далси, Синти Крейг молча взмолилась о помощи. Кокетка с натуральными белокурыми волосами — не самая идеальная спутница для пары молодоженов во время их медового месяца, но сделать она ничего не смогла. Уоррен продолжал упрямо настаивать, что Далси может находиться с ними столько, сколько захочет. И Далси осталась.
Синти пыталась даже дать Далси небольшие роли в пьесах, которые они ставили по пути, но Уоррен решительно был против: «Ей еще рано, — говорил он. — Ей еще нужна хорошая подготовка, а потом посмотрим, что из этого выйдет».
Глядя на Далси, Синти думала про себя, что девушке с такой фигурой совсем не нужна сцена, ей прямая дорога к Зигфриду, он бы нашел ей применение, он бы раздел ее на девять десятых и заставил прохаживаться по сцене. Но Синти забыла одну важную деталь: Далси могла играть, ей был нужен один-единственный шанс.
В конце концов Синти сдалась и решила дать Далси совет: «Тебе бы не составило никакого труда заполучить роль, если бы ты похудела и коротко постриглась. Тогда бы ты не казалась девушкой в стиле ретро, и, возможно, какой-нибудь продюсер дал бы тебе шанс».
Далси смерила ее худенькую фигурку с головы до ног презрительным взглядом, и Синти вспыхнула. А Далси, откинув голову назад, чтобы ее волосы засверкали, произнесла:
— Мне нравится быть такой, какая я есть.
Вода всегда оказывала на нее благотворное действие. Она повернулась, подставив под душ спину, и прислушалась. Ей показалось, что звонит телефон. Подождав минутку, думая, что кто-нибудь ответит, она вспомнила, что прислуга уже ушла, и в квартире теперь никого, кроме нее, нет. Недовольно вздохнув, она протянула загорелую руку к крану и выключила воду.
Выйдя из ванной, быстро набросила на себя полотенце, прошла в гостиную и подняла трубку.
— Алло? — сказала она.
— Далси? — раздался голос. Она сразу узнала его, но сделала вид, что не узнала.
— Да, это я, — ответила она.
— Это Джонни, — раздался счастливый голос. — Что ты делаешь сегодня вечером?
Джонни Эйдж был хорошим парнем, но не более того, он мог говорить только о картинах, он понятия не имел, какие чувства у нее вызывал театр. Она встретилась с ним несколько раз. Он присылал ей розы перед каждым свиданием, но сегодня она была не в настроении видеться с ним.
Она укоризненно сказала:
— О, Джонни, почему же ты не позвонил раньше? Я только что договорилась с одной подругой, что приду к ней в гости, и теперь никак не могу это отменить.
В голосе Джонни послышалось разочарование.
— А как насчет завтра?
— Не знаю, может, Синти и Уоррен что-нибудь предложат, — сказала она. — Почему бы тебе не позвонить завтра утром?
В его голосе снова зазвучала надежда.
— Ладно, я позвоню завтра. До свидания, Далси.
— До свидания, Джонни. — Она повесила трубку. Какой же предлог изобрести для него завтра? Вдруг она замерла: кто-то вошел в комнату. Она повернулась.
В дверях, глядя на нее, стоял Уоррен.
Она прикрылась полотенцем, которое сползло, пока она разговаривала по телефону.
— Уоррен! — воскликнула она. — Как ты напугал меня!
Он ухмыльнулся.
— Хотел бы я посмотреть на того, кто тебя может напугать! Даже Синти это не удается!
Она удивленно посмотрела на него. Его язык слегка заплетался, было заметно, что он уже успел пропустить пару стаканчиков.
— Что ты имеешь в виду? — невинно спросила она.
Он захохотал.
— Не надо играть для меня, Далси. Я вижу, как вы относитесь друг к другу. Похоже, она тебя слегка побаивается.
Далси усмехнулась и шагнула вперед. Она заметила, как он уставился на ее ноги, лишь слегка прикрытые полотенцем. Она знала этот взгляд, и он ей нравился. Уоррен впервые посмотрел на нее так. Она покачала головой.
— Не знаю, с чего бы это? Я не давала для этого никаких поводов.
Она прошла рядом с ним, направляясь в ванную. Выставив руку, он остановил ее. Она повернулась и посмотрела на него.
— Не давала? — сказал он, загадочно улыбаясь. — Ты уверена? А тебе не кажется, что уже одно то, что ты разгуливаешь голой по дому, является достаточным поводом для ее беспокойства?
Далси взглянула в его глаза. Он не убирал руку с ее плеча.
— Ей не надо беспокоиться, — спокойно ответила она. — Ведь в доме никого нет.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и он притянул ее к себе. Она с радостью прижалась к нему, целуя его в губы. Полотенце соскользнуло на пол, когда он подхватил ее на руки и понес в свою комнату.
У двери она его остановила.
— А Синти? — спросила она.
В его голосе звучало нетерпение.
— Синти сейчас ужинает со своим импресарио, мы встретимся с ней в театре.
В комнате стояла тишина, за окном было почти темно. Повернувшись в кровати, она посмотрела на него.
— Дай мне сигарету, — попросила она.
Взяв с прикроватной тумбочки пачку, он вытащил из нее пару сигарет и, прикурив обе, одну протянул ей. Он наблюдал, как она курила, сидя в кровати. Слабый свет, сочившийся из окна, падал на нее, и ему хорошо было видно, как поднимается и опускается ее грудь. Протянув руку, он коснулся ее тела. Оно было упругим и теплым. Она взяла его руку и положила себе на бедро.
— О чем ты думаешь, Уоррен? — спросила она.
Неожиданно он сел в постели.
— Черт возьми, ты прекрасно знаешь, о чем я думаю! Я все время боялся, что это случится. С тех самых пор, как ты появилась здесь. Но не мог отправить тебя домой.
Она водила его рукой по своему телу.
— Итак, это случилось, — небрежно сказала она. — О чем теперь беспокоиться?