Удачи!
Виталий.
И еще там стояла вчерашняя дата.
Я вытряс все содержимое сумки. Помимо одежды, из нее выпали складной перочинный нож и фальшфейер — Виталий знал, что такая штука в тундре может очень пригодиться. Я механически сунул их в карман. Больше ничего не было.
Но куда же он девался, к тому же совсем без одежды и обуви? Сквозь землю, что ли, провалился? Испарился? Что это значит: «Меня искать не нужно»?
Я стал оглядывать плато с возвышенности во всех направлениях, выкрикивая имя своего друга. Кричал, пока не охрип, но никто не отозвался. Вокруг не было ни души. Меня охватил настоящий страх. Впервые за время своего приезда я ощутил себя совершенно испуганным и растерянным. «Что, черт возьми, здесь произошло?» — лихорадочно билась у меня в голове одна мысль.
Спустившись, я добрался на ватных ногах до места, где оставил свои вещи, достал ракетницу и, не отдавая себе отчета — зачем, стал выпускать в воздух один за другим имевшиеся у меня заряды. Когда у меня остался один патрон, я опомнился и прекратил пальбу. Ракетницу с последним зарядом прицепил к ремню, схватил двустволку Ильи, зарядил ее, как он меня научил по дороге, опоясался патронташем, повесил на шею бинокль и, забыв про усталость, пустился быстрым шагом в направлении последней находки. Я почти утратил контроль над собой и не представлял, что делать дальше.
Я уже почти не сомневался в том, что Виталий попал в какую-то беду, хотя не мог предположить, что могло с ним стрястись на этой пустынной территории. Потом в голову мне пришло, что мои худшие опасения подтвердились: он сошел с ума, оставил здесь одежду и голый разгуливает где-нибудь в окрестностях горы. Но я наверняка увидел бы его внизу, ведь спрятаться там практически негде. Или, может быть, он сорвался с обрыва? Тогда я непременно нашел бы его тело на земле, но я обошел всю гору… Может быть, на него напали волки, о которых предостерегал Илья? Но они встречаются в здешних местах редко; по крайней мере, никаких признаков их присутствия мы по дороге не видели.
Потом я немного успокоился и взял себя в руки. В голове созрел такой план: дойти до противоположного обрыва, а затем обойти все плато по периметру, как это я уже один раз сделал, но теперь поверху. Учитывая размеры горы, вряд ли я пропущу что-нибудь подозрительное.
Обследование остальной части плато ничего не дало. Повсюду были все те же валуны и пробивающаяся местами скудная растительность. По пути, в расселине, мне попались только еще одни человеческие останки, лежавшие здесь, вероятно, несколько веков. Никаких признаков присутствия живого человека я не обнаружил.
Я во второй раз обошел плато по периметру, разглядывая местность то в бинокль, то невооруженным глазом. Несколько раз выстрелил вверх из двустволки, так как кричать уже не мог. Все было безрезультатно. Я чувствовал себя совершенно измотанным, как физически, так и душевно.
«Хватит с меня на сегодня», — подумал я. Продолжать поиски не было ни смысла, ни сил, да и пора было устраиваться на ночлег.
Я сел у обрыва и стал смотреть вдаль. День угасал; на плечи потихоньку опускалась сумеречная прохлада. Солнце спустилось уже совсем близко к горизонту и висело над ним огромным медным шаром, готовясь начать новое восхождение в своем извечном круге. Под его лучами все вокруг приобрело золотисто-красные оттенки: камни и скалы, отбрасывающие причудливые тени, трава, кусты, раскинувшаяся внизу равнина без конца и края. Легкие перистые облака на северо-западной стороне лазурного неба пылали всеми оттенками огня — от светло-розового до багрового. Царила мертвая, абсолютно ничем не нарушаемая тишина — не было ни малейшего ветерка. Я сидел совершенно неподвижно, отпустив мысли и чувства, и завороженно глядел на всю эту красоту. Зрелище было неземным, просто фантастическим. Ради того, чтобы это увидеть, стоило проделать этот путь.
Все окружающее демонстрировало мне свое невыразимое великолепие, самодостаточность и безмерную глубину. Казалось, я остался один в этом мире, во всей вселенной — вокруг был только необъятный простор, залитый расплавленным золотом. Я вдруг с необыкновенной остротой ощутил себя крохотной частичкой этого грандиозного мира, который был таким загадочным и чудесным. Неожиданно все, зачем я приехал, что делал до этого, да и вообще само существование людей на земле с их бесконечной суетой, надуманными проблемами и погоней за всевозможными приобретениями — все это представилось мне до невозможности мелким и бессмысленным, даже смешным по сравнению с открывшимся здесь и сейчас величием и непостижимостью самого бытия, самой жизни! Это нельзя передать словами, можно только непосредственно пережить какой-то глубоко спрятанной частью собственного существа.
«Боже мой, что я здесь делаю? Что мне здесь надо? Куда я иду и вообще — кто я такой?» — подумал я и сам испугался таких мыслей — они никогда раньше не приходили мне в голову. Но странное мыслительное возбуждение не отпускало меня, словно все эти вопросы долгое время подспудно теснились где-то на задворках ума, ожидая своего часа, сдерживаемые какой-то внутренней преградой, и вот теперь эта преграда исчезла.
Нефть, размышлял я, ради нее я нахожусь здесь. Столько разных людей, которых я не знаю и которые не знают меня, даже не подозревают о моем существовании, которым в высшей степени плевать на меня, мою жизнь и все, что для меня ценно и значимо, — они могут быть заинтересованы по отношению ко мне только в одном — в том, чтобы я разыскал, где здесь под землей прячется нефть. А нужна ли она мне, моим близким? Я получу определенное вознаграждение в случае успешного исхода моей командировки и, возможно, некоторое повышение в должности, хотя вряд ли. Но для чего все это мне — чтобы снова искать нефть или еще что-нибудь в этом роде? Скитаться по местам, куда не ступала нога человека, терпя всевозможные лишения, преодолевая трудности? Так может пройти вся сознательная жизнь! Но неужели я появился на свет только ради этого? Где во всем этом то, что оправдывает мою жизнь в целом? И ведь, кем бы я ни был, где бы ни жил, чем бы ни занимался, эти вопросы остались бы теми же. Они остаются одинаковыми всегда и в равной степени для всех: для меня, моих друзей и родных, для тех, кто меня сюда послал, тех, кто будет добывать эту чертову нефть, и тех, кто когда-нибудь сказочно разбогатеет за счет нее. Просто далеко не всех мучают эти вопросы. Может быть, так и надо жить, как миллионы и миллионы людей, как жил я сам до этого момента, — просто жить, не обременяя себя ничем лишним, заботясь только о хлебе насущном для себя и близких людей? Да мало ли проблем в жизни, чтоб еще и над этим голову ломать? Но некоторые все-таки ломают, хоть и проблем у них не меньше. Ведь что-то их заставляет! Что-то же заставляло Виталия и подталкивает сейчас меня?
«Не хлебом единым жив человек, но лишь при наличии его необходимого минимума, который каждый определяет для себя сам», — так, кажется, написал он в своем письме. Я с удивлением отметил, что еще способен помнить о чем-то, хотя казалось, будто трудности дороги к Лысой горе и она сама вытеснили из моей памяти все остальное.
Мною овладела какая-то апатия. О цели похода думать уже не было никакого желания — почему-то вдруг стало все равно, найду я нефть или вернусь ни с чем. Хотелось без конца вот так сидеть, не двигаясь, и смотреть на заходящее солнце и волшебный пейзаж, открывшийся с этой высоты. В сознании продолжали слабо мерцать мысли о загадочном исчезновении моего друга. Что стряслось с Виталием, где он сейчас, и увижу ли я его когда-нибудь? Зачем он был здесь? Не постигла ли его участь шаманов, которые уходили от своих соплеменников сюда, чтобы никогда не вернуться? А если так, то что это за участь? И не постигнет ли она и меня тоже?