Человек не является «генератором» личностного начала. Потенциал личности в скрытой форме изначально присущ жизни. Человек является локализованной в пространстве-времени совокупностью условий, в которых этот потенциал актуализируется.
Если и признать, что человек — это переходное существо, то остается открытым вопрос о том, насколько это важно для человека как биологического вида и для каждого индивидуума в отдельности.
Если человек как вид в целом и как индивид в отдельности является не более чем инструментом для каких-то безличных и непознаваемых для него сил, то какая ему разница, что это за силы и какова их цель?
Фундаментальная причина страданий форм жизни — это противоречие между присущим ей изначально потенциалом свободы и гармонии, который стремится максимально самовыразиться через свои формы, и условиями реальности физического мира, в которых это происходит и которые оказывают сопротивление. Человек — форма жизни, но не «высшая», как нескромно он сам о себе думает, а та, в которой это противоречие достигло максимума на данной стадии ее развития. Возможны ли другие стадии за человеком, и что они собой будут представлять? Будет ли когда-то разрешено это противоречие жизнью окончательно, и если да, то каким образом? Какое отношение это будет иметь к человеку как виду? Такие вопросы могут быть, вероятно, только поставлены человеком для себя умозрительно. А отвечать на них будет другая инстанция, более компетентная, чем человеческий разум.
Чтобы процесс мышления был продуктивным, надо исходить из главного, а не идти к нему.
Чтобы мыслить свободно, нужно мыслить исходя из свободы, а не в поисках ее.
Размышление может быть полезно, но лишь при наличии его предмета и задачи.
Наука может быть лишь там, где есть закономерность.
Всякое результативное продвижение в понимании мира есть обнаружение неясностей более глубокого порядка.
Разум может пользоваться только теми средствами, которые он сам себе разрешил, и приходит только к тем результатам, которые допускают правила, установленные им же самим для себя. Но часто в его деятельность вмешивается нечто, вовсе ему недоступное, не подчиняющееся этим правилам; или в процессе познания он сталкивается с чем-то подобным. И тогда ему приходится или совсем отвергнуть то, что он нашел, потому что это не укладывается в его ограничения, или принять то, что за его ограничениями есть что-то иное, к чему все его правила неприменимы.
Невозможно обозревать всю картину, оставаясь ее частью.
Эвристическая (познавательная) ценность любой теории определяется не кругом отдельных природных связей, фактов и явлений, которые она объясняет, а широтой простора, который она открывает для дальнейшего продвижения в познании мира.
Теория, претендующая на объяснение всего, имеет такую же эвристическую ценность, как и теория, которая ровным счетом ничего не объясняет.
Если разум, рисуя картину мира, опирается только на рациональное начало, он не увидит на этой картине места для себя самого; более того, он не увидит даже самой возможности своего возникновения.
Если все-таки существует всеведущий и всемогущий Творец, то его должны очень забавлять наши версии о том, что было в самом начале, и что будет в самом конце.
Мнение о том, что мир — не более чем иллюзия, может, и годится для обсуждения, но никак не для жизни.
Что и как мы усваиваем, сильно зависит от того, что и как нами уже усвоено.
Любая ценная, значимая мысль проигрывает, если неадекватно упрощают или усложняют форму ее выражения.
Более широкое мировоззрение почти всегда выглядит с точки зрения более узкого как ересь.
Всякая новая теория, объясняющая мир в целом, если она действительно претендует на познавательную ценность, должна в какой-то мере согласовываться с тем, что уже выработано и подтверждено совокупным опытом человечества. В противном случае ей лучше оставаться личным достоянием автора.
Явная спорность идеи — это все же лучше, чем ее явная абсурдность.
Пытаясь осмыслить первореальность или хотя бы представить, что она собой представляет, мы придерживаемся интуитивного представления о том, что ответом или образом будет «нечто», обозначаемое или символизируемое именем существительным. Это и выдает неполноту и неадекватность нашего мышления, в значительной мере обусловленную ограниченностью средств языка. Даже если мы в процессе познания зайдем так далеко, что остановимся на неком предельном «нечто» (что невозможно), мы должны будем дополнить процесс его понимания вопросами, не менее значимыми, чем: «Что это такое?» Причем вопросами, ответами на которые должны быть глаголы, прилагательные, наречия и т. д. — те части речи, которые выражают действия, качества, признаки, возможности, состояния, отношения и вообще все возможные модальности. И только когда мы научимся отвечать на все эти вопросы (что тоже проблематично), тогда, быть может, мы несколько расширим возможности мышления как инструмента познания. Но и в этом случае нельзя забывать, что у понимания есть границы, а у бытия их нет.
Сложность как характеристика системы (и соответствующего ей способа ее познания и описания) может быть двух типов:
— «горизонтальная» (количественная, аналитическая), проявляющаяся как суммарный эффект взаимодействия множества ее разрозненных элементов или частей; при этом свойства и поведение системы можно адекватно описать в тех же понятиях и на том же уровне, что и для ее частей;
— «вертикальная» (качественная, синтетическая), проявляющаяся как принципиально новые свойства и поведение единого целого, невыводимое из свойств и поведения составляющих его частей; при этом для описания системы необходимо введение понятий более высокого уровня или обобщений более широкого круга.
Интеллект формируется у человека (и вида, и индивида) как средство познания сложности первого типа. Интуиция формируется у человека как средство познания сложности второго типа. Так как это более высокая ступень познания, она формируется индивидуально. Поэтому чисто интеллектуальная составляющая мышления подчиняется определенным всеобщим законам (логике), а у второй составляющей — интуиции (ответственной в числе прочего за творчество) — их нет и быть не может.
Сложное можно охарактеризовать как нечто такое, в процессе познания чего главное и второстепенное, существенное и детали могут меняться ролями.
Чем глубже проникаешь в суть предмета размышления, тем сильнее уплотняются, спрессовываются средства языка при выражении того, что тебе удалось вытащить на поверхность.
Религии, где Бог является личностью, не могут обойтись без противостоящего ему злого начала, тоже являющегося личностью. Это следствие того, что человеческое мышление, даже самое высокое, неизлечимо от дуальности.
Интуитивное представление о единстве внешнего мира у каждого человека коренится в ощущении единства своего внутреннего мира.