Осторожно нащупать, слегка повернуть, затем чуть подать на себя. Вот и все.
Заглянув в пронизывающую сквознячком темноту, я поманила за собой Юру.
— Старайся не отставать, — шепотом приказала я. — И не очень шуми.
— Я попробую, — хрипло ответил Козлюков. — Но я могу чихнуть, у меня ведь простуда.
— Захочешь чихнуть — потри переносицу у основания. Это всегда помогает, — прошептала я. — А не поможет, тогда чихай, но потише.
Мы медленно двинулись по лестнице вверх. Света, разумеется, тут не было, а на ступеньках могло валяться что угодно. Я решила, что не стоит рисковать, и на всякий случай зажгла микрофонарик — он у меня всегда в сумочке, вмонтирован в заколку для волос.
Ага, так и есть — мы приближаемся к кухне. Дверь в основное помещение была открыта — кухня соединялась с раздаточной в другом конце здания, и площадка черного хода использовалась для транспортировки тележек с приготовленной пищей.
Подхватив пустую каталку, я кивком головы приказала Юре следовать за мной, и мы быстро двинулись через служебное помещение, пропахшее чуть кисловатым запахом — слева стояли баки с отходами.
Быстро пройдя к выходу на центральную лестницу, мы оставили тележки у двери и чинно поднялись наверх. На вопрос коридорного в хаки я ответила по-немецки, держась так, словно была принцессой из рода Габсбургов — как минимум. Это делается очень просто — при каждом вдохе следует представлять, что тебя тянет вверх некая сила. Подобное ощущение автоматически расправляет плечи и придает человеку невиданную уверенность в себе.
Нас с Юрой пропустили, не созвонившись с номером по телефону. У двери Людвига я громко постучала. Через некоторое время Попофф открыл.
Он был в дорогом плотном халате, вид имел довольно растрепанный. В руке он держал маленький пистолет, но, увидев, что это я, пригласил войти. Пистолет он бросил на тумбочку возле двери и спросил:
— Кого это вы привели с собой? Неужели настоящего убийцу?
— В какой-то степени вы правы, — кивнула я. — Юра Козлюков, гений-динамитчик, предоставил Юлии Штайнер взрывное устройство.
— Бред какой-то, — нахмурился Людвиг. — При чем тут фройлен Юлия?
— При том, что у нее были причины избавиться от Штайнера. А давайте спросим ее сами, хотите? Ведь она у вас, не так ли?
Людвиг смутился. Юра сразу смекнул, в чем тут дело, и бросился в спальню.
Как только он начал открывать дверь, из комнаты раздался сладкий голосок Джули:
— Лю-юдвиг! Это ты, мой котик? Я тебя заждалась! Иди скорей ко мне!
Вслед за тем раздался визг — Джуля увидела, кто входит в спальню гостиничного номера.
Козлюков стоял на пороге словно пораженный громом. Мы с Людвигом вошли в спальню, и я уселась на пуфик возле кровати. Джуля отпрыгнула от меня и, забившись в угол, дико завращала глазами.
— Что… что это такое? Зачем вы здесь? Людвиг, зачем ты их впустил?
— Да я бы и не впускал, — потер щетину немец, — вот только рассказы у наших гостей какие-то необычные. Хочешь послушать?
— Я бы на ее месте не захотела, но деваться некуда, — констатировала я. — Итак, Джуля, ты решила убить отца. Твой приятель Юра поверил ерунде, которой ты запудрила ему мозги, и вручил тебе взрывное устройство. Наверняка он объяснил, как нужно им пользоваться, чтобы оно сработало в определенный момент.
Когда дело было сделано, ты позвонила ему и сказала, что произошел несчастный случай. И заверила, что милиция никогда ничего не узнает.
Юра, как честный человек, в принципе был готов пойти и сдаться. Я даже думаю, что он рискнул бы это сделать, если бы узнал, что арестован безвинный человек. Да-да, Козлюков, не удивляйся, этот несчастный даже признался в преступлении, которого не совершал.
— Да как такое может быть? — нахмурился Юра. — Его что, били?
— Не знаю. Думаю, что в этом не было необходимости, — ответила я. — Просто он психически болен, и у него сдвиг на почве ненависти к немцам. Он однажды позвонил домой к Штайнеру и наговорил кучу всяких гадостей. Трубку взяла Джуля и решила, что это просто подарок судьбы. Она умножила в уме количество звонков на десять и ринулась ко мне с просьбой защитить отца.
Я приняла ее слова за чистую монету. Тем временем преступление уже было подготовлено, и оно произошло точно так, как предполагала Джуля.
После этого юная фройлен Штайнер попыталась в разговорах со мной бросить тень на всех, кто мог оказаться в роли подозреваемого. И она в этом преуспела. Хотя, надо сказать, объективные обстоятельства способствовали такой атмосфере.
Тем паче, мало-помалу начало выясняться, что Генрих — не такой уж ангел, каким мне пытались его представить, — покачала я головой.
— Ангел? — завизжала Джуля. — Сволочь и гадина! Если бы не бомба, то я рано или поздно зарезала бы его или подсыпала ему крысиного яда в кофе!
— Вот видите, — продолжала я, — мнения многих людей совпадают. Беда Штайнера была в его любвеобильности. Он считал чем-то вполне допустимым спать с Ниной и с ее дочерью.
Когда обе они узнали об этом, то испытали чувство шока. Таня даже решилась на самоубийство. Но Генрих, хотя и догадывался, что его амурные дела раскрыты, вел себя по-прежнему. Я помню, как смотрел он на Нину с Таней во время приема у себя в офисе. Это был взгляд победителя. Человека, который вытирает об женщин ноги!
— Хорошо, пусть так, — согласился Людвиг. — Но зачем было Джуле убивать отца?
— Во-первых, он ей не отец, — заявила я. — А отчим. Я не ошиблась, Джуля? Думаю, что, когда они поженились, у его жены уже был ребенок. Может быть, у Генриха в подсознании сидела именно такая схема отношений с женщинами, когда и мать, и дочь — обе должны быть его любовницами…
— Вы хотите сказать… — проговорил изумленный Людвиг, — что Генрих и Джуля…
— Да! Да! Да! — заорала Джуля. — Этот монстр требовал, чтобы я носила дурацкую девчачью одежду! Это его возбуждало. Он взял меня впервые, когда мне только исполнилось двенадцать! Сразу после дня рождения! Вы представить себе не можете, что я испытала!
— Отчим… хм… — сморщился Людвиг. — Такое в принципе бывает. Вот только возраст… Прямо как в «Лолите» Набокова.
— Хуже, — возразила я. — У Генриха действительно были своеобразные представления о сексе. Так, Таня писала в предсмертной записке, что он хотел, чтобы девочка наряжалась в костюм мамы. Причем в костюм из детского спектакля, где Нина играла Золушку. Думаю, что и Нину он просил о чем-то подобном.
— Н-да, голубушка, — серьезно сказал Людвиг. — Ну и что теперь будет?
— Самое ужасное, что настоящий отец Джули постоянно был рядом с ней, — продолжила я. — Я говорю сейчас о Юсефе. Посмотрите на Джулю, Людвиг. Что она сейчас делает? Правильно, щиплет себя за мочку уха. Этот же самый жест я заметила у Юсефа. Когда человек волнуется, он не контролирует свои машинальные жесты, особенно те, которые передаются на генном уровне. Впрочем, если вы считаете, что я выдумываю, можете посмотреть дневник охранника, он хранит его у себя в верхнем ящике стола.