— Не думаю, что проезд в трамвае можно оплатить кредиткой.
— Что? — откликнулся Демидов, которого уже перестала забавлять экзотика, выражающаяся в тряске по определенно неровным, на его новорусский взгляд, рельсам в отданном на откуп всем сквознякам полутемном неуютном вагоне. — Как, за это издевательство еще надо платить? И что, много?
— Два рубля за двоих, — откликнулась я.
— Чего? А, ну тогда можно не платить вообще. Двумя рублями больше, двумя меньше — какая разница!
Я была в принципе солидарна с ним, тем более что в моей одежде, подобранной под образ дачницы: потертые синие джинсы, бело-серый в клеточку свитер из популярного разряда «на лоха» и ветровка, правда «адидасовская», — денег определенно не наличествовало.
К сожалению для нас, не все люди в трамвае думали так же.
— Конечная, — сипло разнеслось по вагону, и я, растолкав задремавшего Демидова, поволокла его к выходу. За нашими спинами медленно зашевелились бритые молодые люди.
Из кабинки водителя, потягиваясь, вышел мужик с отвислым брюхом и гаркнул прямо в заспанное лицо помидорного короля:
— За проезд оплотим!.. Быстррро! Ты куда попер, мать твою, сказано же — за проезд плотим! — все так же громогласно добавил он, видя, что Демидов, ошарашенный его воплями, машинально пытается проскользнуть мимо, как то сделал десять минут назад Доктор Квикнет.
Я хотела было вмешаться, но Сергей Викторович заговорил сам и, естественно, все испортил.
— Да ты что, брат? — сказал он. — Откуда у меня бабки в одиннадцать часов вечера?
Если он полагал, что водилы трамваев благожелательно реагируют на такой вид юмора, то он сильно заблуждался. Тот посмотрел на него, как на кровного врага в пятом поколении, и снова сотряс воздух воплем:
— А какого тогда садился, козел?
Я состроила максимально кроткое лицо (еще не хватало драться с вагоновожатыми) и начала было жалостливо:
— Да мы…
— Че, Захар, не платит лошье гребаное? — перебивая меня, донесся из-за спины вместе с волной жуткого перегара громкий хриплый голос.
Я обернулась. Сзади стояли те трое, и, судя по их физиономиям, такое начало беседы не предвещало ничего хорошего. Причем по зрачкам остальных двоих я поняла, что они явно «в отъезде» под наркотой. А от третьего, как я уже отметила, пахло какой-то сивухой. Такая милая компания, знаете ли.
— Да нет, мужики, все нормально, — переменившись в лице, ответил водитель. Видно, он уже был сам не рад, что невольно послужил зачинщиком инцидента, грозящего, как говорится в протоколах, поиметь непредвиденные последствия. — Давайте проходите, — кивнул он нам, утирая внезапно выступивший на лбу пот.
— Э нет, так не покатит, Захар.
Невысокий подросток лет пятнадцати, в дорогой фирменной «олимпийке», неуместных в сочетании с ней стильных узких джинсах и в раздолбанных «рибках» выступил из-за широких спин старших товарищей и ткнул пальцем в бок наершившегося Демидова:
— Ты не спеши, мужик. Щас разрулим по понятиям. Так, Захар, ты кипеж подымал? Подымал. А щас норовишь все спихнуть на боковую. Че же это ты, братан, сначала рамсанул, а теперя отмазываешься, е-мое?
— А тебе-то какое дело? — Демидов посмотрел на маленького ублюдка в наркотическом загоне, явно наслаждавшегося ролью сурового судьи, как на надоедливую блоху. Зря это он.
— Ты че, борзой, мужик? Сам, значит, лох, а тоже еще… — Тут взгляд маленького недоделка упал на меня, и он, усмехнувшись, в очередной раз сменил тему:
— А че, волыну ты себе в цвет поднял, мужик. Отпадная соска, а, пацаны?
Пацаны грубо заржали, а тот, войдя в раж, продолжал:
— Че, по минету хорошо прикалывается? Да ладно, не кипешись…
Я, ощупав в кармане пистолет, еле заметно кивнула Демидову на изгаляющуюся троицу: дескать, может, на сегодня цирк закрывается?
Он утвердительно качнул головой в ответ на мой жест.
Все трое ублюдков довольно хохотали, глядя на меня.
— Да покатит нам твоя подруга, не хилая она у тебя, жирно оставлять такому лоху, как ты, — пробасил верзила за спиной маленького наглого ублюдка. — Надо же вам чем-то за проезд расплачиваться. Ну, вот она и рассчитается.
— Ах, вот оно в чем дело, — сказала я. — Это запросто. Сергей Викторович, встаньте в кабинку водителя, пока я тут занимаюсь с этими молодыми людьми.
— Осторожнее, Евгения Максимовна, — вымолвил Демидов, заходя в водительскую кабинку, где стоял трясущийся от страха пузатый мужик.
— Какие церемонии, — издевательски произнес подросток, — Сергей Викторович, Евгения Максимовна… Может, лучше без этих заморочек… ну, типа там попроще, к народу ближе.
— Может быть, — откликнулась я, бесстрастно глядя на то, как он дрожащими руками пытается расстегнуть «молнию» на джинсах, — что, никак найти не можешь, что ли?
— Ах ты, сука, еще и ерепенишься? — сказал тот, от которого пахло перегаром. — Да я ж тебя щас порежу!
— Старые уркаганские примочки, — меланхолично резюмировала я, глядя на извлеченный тем из кармана нож с выкидным лезвием. Но не стала дожидаться, пока он пустит его в ход, а просто выстрелила бандюге в предплечье правой руки, в которой он и держал нож.
Тот дико взвыл и попятился, и в ту же секунду пацан, как дикий зверек, бросился на меня. Правда, был встречен мощным ударом полусогнутой правой ноги прямо в причинное место.
Мальчишка согнулся вдвое и упал на грязный пол вагона. В этот момент, очевидно, на звук выстрела из кабинки выглянул Демидов и тут же получил в челюсть от третьего бандита. Однако надо отдать маленькому лысому человечку должное: он не только устоял на ногах после довольно-таки основательного тычка, но и развернулся и, как это называется у самих гопов, «прислал в торец» обидчику. Да так удачно, что отпасовал того прямо мне под удар. Все остальное было делом техники.
Мальчишка не согласился с таким поворотом событий и полез на меня, даже невзирая на пистолет, дуло которого было направлено на него. Отчаянный. После того удара, которым я его наградила, здоровые-то мужики валяются по полчаса, встать не могут, а этот…
Да, впрочем, если он под героином, то неудивительно.
— Парень, тебе что, жить надоело? — с сожалением произнесла я.
— Да ты знаешь, шалава, с кем связалась? — прохрипел он и полез под «олимпийку».
…Честное слово, я не хотела. Но, когда он выволок на свет божий «ПМ» и прицелился в меня, сработал годами отлаженный автоматизм. Он зашатался, выронил пистолет и недоуменно посмотрел на словно ниоткуда появившуюся огнестрельную рану на теле.
Я видела, что сначала ему не было больно, но организм был умнее и прагматичнее своего хозяина. Организм понял, что это слишком и что пора умирать.