Сидя в просторном мюнхенском аэропорту и ожидая запаздывающий из-за непогоды самолет «Люфтганзы», следующий в Бонн, Андрей старался как можно быстрей настроиться, что называется, на рабочую волну. Дел у него накопилось великое множество. Под угрозой срыва из-за неожиданной, хотя и приятной, паузы оказались безумно выгодные контракты. Мало того, его отсутствие на переговорах в их заключительной стадии грозило Андрею уплатой громадных неустоек и штрафов. Людям пришлось перестраивать по его вине свои планы и графики, сдавать билеты, отказываться от давно забронированных номеров в гостиницах и многое другое, что в деловых кругах было принято делать исключительно в случаях самых что ни на есть форсмажорных.
«А разве это не настоящий форсмажор? Разве отношения мужчины и женщины не стоят того, чтобы из-за них полетели в тартарары все дела, даже денежные?» — подумал он, почему-то вспомнив при этом высказывание кого-то из классиков, заметившего, что, мол, женщина всегда выдает векселя, оплачивать которые приходится только мужчине.
«В данном случае, — решил Андрей, — у меня есть все, причем самые серьезные, самые веские основания считать подобный взгляд не только проявлением сексизма и мужского шовинизма. Это высказывание в моем случае как нельзя лучше подходит к той ситуации, которая сложилась у нас с Ольгой во время турне по Германии. Причем применительно к конкретному мужчине, — то есть ко мне, и к конкретной женщине — к Ольге. Да в общем-то и с данным конкретным векселем все абсолютно ясно, как дважды два — четыре. Это конечно же „Спас Нерукотворный“, на след которого она уж в который раз вышла. Без моей помощи в данном случае, как и в студенческие годы, ей не обойтись. Хорошо это или плохо? Не знаю. Но думаю, что хорошо. Однако здесь не только логика — здесь чувств, не растерянных за эти годы, тоже немало. Хотя в упорстве в достижении когда-то поставленной Ольгой цели ей, несомненно, отказать нельзя. Надо же, какая целеустремленная натура! Еще со студенческих лет этим занимается и, уверен, своего обязательно добьется. А ночь, конечно, была неповторимой. У меня такого еще не было никогда. Сколько женщин было за это время, сколько гостиниц, сколько городов я видел, а вот такого еще и не было. Может, будет еще, а может, и нет, все равно это было просто бесподобно, даже если Ольга все устроила ради достижения своей цели. Она же прагматик до мозга костей. Что ж, продолжим поиски дальше. А ведь правильно она спросила тогда в гостинице: „Ты хорошо подумай, тебе это надо или нет?“ Ведь действительно, многие бы не решились, считая, что лучше сохранить юношеские чувства, любовь, в конце концов, чем, как часто случается, опошлить память сексом. А потом разбежаться в разные стороны навсегда. Бывает же, что после этого никаких чувств и воспоминаний не остается совсем. Остаются в памяти только неприятные моменты, связанные с новыми любовными отношениями, которые могут быть гораздо хуже тех, которые накопили уже опытные, зрелые люди. Ну да бог с ними. У нас все получилось с ней само собой, естественно и великолепно. Во всяком случае, насчет нее не знаю, а я просто переполнен до краев неведомым ранее мне чувством обожания. Это даже не любовь, а что-то большее, что забыть человек не в силах. Не от него это зависит, в конце концов».
Размышления и воспоминания Андрея прервал очередной звонок по мобильнику, быстро вернувший его к ежедневным делам, к реальной жизни. За последние сутки таких звонков он услышал немало. Звонили ему и из Старого и из Нового Света, напоминая о себе, о сорванных по его вине за эти несколько дней их времяпрепровождения с Ольгой контрактах, о предполагаемых в результате таких срывов неустойках… В основном — клиенты и деловые партнеры. Одни явно напоминали о себе, другие требовали денег, третьи грозили даже невероятными санкциями. Он в принципе договорился почти со всеми, — взяв себя в руки и отбросив любовную эйфорию.
Кроме чисто коммерческих проектов — мало кто об этом знал — была у Андрея к тому же и большая работа, что называется, для души, которая требовала усилий, времени, кропотливого труда и энергии не меньше, чем все другие его дела. Он даже Ольге в порыве страсти, когда как сумасшедший рассказывал и рассказывал о себе и о своей жизни все, что только мог, и то не поведал об этом. Вот уже несколько лет Андрей писал книгу о своем отце. Это был его долг, как он считал, перед ним и перед самим собой.
Он хотел рассказать в ней о партизанском прошлом Бориса Курлика, о его многогранном художественном творчестве. В том числе и о героико-патриотической тематике, которая — он был уверен — потрясет художественный мир страны и получит, как и его модернистские полотна, самое широкое международное признание. Особенно обнаруженные им когда-то на даче в Сходне рассказывающие настоящую правду о войне сугубо реалистические произведения «Ненависть, спрессованная в тол», «Черная Грязь», «Командос» и другие, о существовании которых давным-давно знали воевавшие вместе с отцом в партизанском отряде в белорусских лесах ифлийцы, готовые в любой момент оказать любую помощь и поддержку Андрею, в чем он был абсолютно уверен. А это уже было немало. Вместе с книгой будут демонстрироваться на выставках в лучших художественных галереях мира — это-то он организует — полотна Бориса Курлика. Очень хотелось успеть все сделать к празднику Победы. Но нужно было поторапливаться. Времени оставалось в обрез. Особенно если учесть, что с каждым годом, удаляющим нас от той войны, подготовке к очередной годовщине, он знал это прекрасно и не понаслышке, во всех странах уделяли повышенное внимание, занимаясь этим даже на уровне первых лиц государств, в первую очередь антигитлеровской коалиции.
— Надо же, почему-то никто и не предупредил, что клуб закроют сегодня. Даже объявления не повесили. А еще элитное заведение называется. Такой же бардак, как и везде. Хотя для них это нехарактерно. Всегда перед санитарным днем заранее даже по телефону звонили, предупреждали. Вот черт, — ругался в полный голос невысокий светловолосый крепыш, стоя с большой спортивной сумкой бордового цвета на плече у прозрачной двери входа в здание популярного фитнес-центра на Рублевке.
— Да че ты, собственно, так выступаешь, Димыч, успокойся, — отвечал тому другой постоянный и многолетний посетитель центра. — Написано же русским языком — «Санитарный день». Я тебе сейчас покажу эту вывеску. Да еще и извиняется администрация за причиненные нам неудобства. Так что напрасно ты волну погнал, приятель. Поехали лучше вместе сейчас со мной в «Губернский клуб». Он тут рядом. Оторвемся по полной программе.
— Понимаешь, я ехал сегодня не в «Губернский клуб» отрываться, а хотел в фитнесе как следует покачаться, в баньке попариться, поплавать немного, а вместо этого ты мне предлагаешь водку ехать жрать весь день. Я почти всю свою норму, учти, мой дорогой, давно выпил. Да, что ни говори, но как погибла только хозяйка нашего замечательного фитнеса, так здесь с каждым днем становится хуже и дороже. Хорошая она была все же баба. Энергичная, деловая, предприимчивая. А теперь все уже не так, за что ни возьмись. Нет, ты только подумай, ведь вчера же я был здесь. Что же эти паскуды не могли сказать мне, что ли? Или заранее объявление повесить?