Гриир почувствовал себя лишним в их личном семейном деле. В его семье никто не допустил бы такого откровенного конфликта. Более того, в его семье предпочитали его замять, проигнорировать, сделать вид, будто его не существует, как поступали с финансовыми сложностями.
– Ты не будешь играть в Бате. Это мое последнее слово. – Голос Локхарта звучал сдавленно, щека дергалась.
– Я играю лучше любого мужчины, – ответила Мерседес. – Чего ты так боишься?
– Это неприлично. Тебя растили как леди, если не по рождению, то по поведению. И так-то ты мне платишь? Разве для этого твои красивые платья, твое утонченное воспитание?
Мерседес не поддавалась.
– Все это ты делал для себя. Тыхотел, чтобы я стала такой, но ты никогда не спрашивал, чего хочу я. Зачем ты показал мне бильярд, если знал, что я никогда не смогу играть открыто? – Ее глаза блестели от слез и невысказанных чувств. В этот миг Гриир всем сердцем сочувствовал ей. Ее смелости. Его воспитывали мужчиной, который должен стоически принимать правила, принятые в мире, и не жаловаться. И не важно, что в мыслях он во многом соглашался с тем, о чем сейчас говорила Мерседес.
– Мерседес, довольно. – Локхарт был непреклонен. – Если тебе не нравится мое решение, можешь возвращаться домой и дожидаться моего возвращения там.
Мерседес бросила на него взгляд, кипящий негодованием, и вылетела из таверны, хлопнув дверью. В гневе она выглядела просто великолепно. Локхарт повернулся к Грииру, сложив руки в жесте примирения:
– Простите меня, Бэррингтон. – Он вздохнул. – Она слишком чувствительна, несмотря на все попытки доказать обратное. – Локхарт негромко рассмеялся. – Она женщина, что вы хотите? У вас есть сестры. Значит, понимаете, о чем я говорю.
– Да, у меня их две, – натянуто произнес Гриир. Ему не хотелось принимать чью-то сторону, но и ссориться с Локхартом он тоже не желал. Локхарт мог отправить его назад с такой же легкостью, с какой он предложил это Мерседес. А поездка входила в решающую стадию, и первым серьезным испытанием, за брезжившим впереди, должен был стать Бат.
– Две сестры. Значит, вы привыкли к их неуравновешенности. – Локхарт сделал жест рукой, будто отмахивался. – Сходите за ней. Мне не нравится, что она болтается на улице одна. А я последний человек, которого она захотела бы сейчас видеть. Может, она вас послушает. – Он издал тяжелый вздох, сетуя на тяготы отцовской доли. – Мир таков, какой есть, и, как бы Мерседес ни бранилась, она не сможет его изменить.
Гриир с большой радостью отправился за Мерседес. Он не сомневался, что с ней ничего не случится, если учесть ее характер и нож, спрятанный в корсаже. Ни один здравомыслящий мужчина не мог ошибиться в том, что видит перед собой разгневанную женщину. А значит, Гриир мог спокойно глотнуть воздуха и хорошенько обдумать то, что произошло. Чем больше он думал, тем больше не мог отделаться от мысли, что такой опытный ловкач, как Локхарт, даже семейную ссору с дочерью сумел обернуть себе на пользу. Если он преследует какую-то личную цель, то не постесняется использовать что угодно и кого угодно. В чем заключался его тайный умысел? Однако все это ни в коем случае не делало Мерседес невинной овечкой в игре. Пока он шел по улице, прокручивая в уме сцену ссоры, ему пришло в голову, что она могла использовать его, чтобы разозлить отца, сделав его инструментом для демонстрации своей независимости во всех отношениях. Догадка произвела эффект пробки, вылетевшей из бутылки с вином. Грииру совсем не хотелось, чтобы их поцелуи, их страсть стали частью очередной партии, которую разыгрывала Мерседес. Он не хотел становиться для нее очередным «мистером Ридом», которого используют в своих целях. Настало время положить этому конец.
Уголком глаза Мерседес видела, как Гриир приближается к ней. Она щелкнула крышечкой своих маленьких часиков.
– Десять минут. Отлично. Я выиграла, – сказала она, не отворачиваясь от витрины.
– Прошу прощения, разве мы заключили пари? – холодно произнес Гриир. Она использовала его, и теперь он сам хотел кое-что выяснить.
– Я поспорила сама с собой, что отец пошлет вас за мной не позже чем через десять минут. Он не посмеет явиться сам. Это ведь он вас послал, верно?
– Я беспокоился о вас, – уклончиво ответил Гриир. Однако это лишь подтвердило ее подозрения.
– Если вы исполняете его просьбу, забудьте об этом. Сделайте одолжение, не играйте роль его посланца. Мне бы хотелось думать о вас лучше. – Мерседес была безжалостна в своем намерении прогнать Гриира. Она чувствовала неуверенность. Если он скажет что-нибудь ласковое, прикоснется к ней, она может совсем расклеиться. А ей надо быть твердой. Злость придавала сил.
– Хорошо, – тихо и спокойно сказал Гриир. – Я просто постою рядом с вами и полюбуюсь витриной. – Гриир принялся вместе с ней разглядывать вещи, выставленные в витрине, хотя смотреть было особенно не на что. Безвкусная шляпка с яркой пурпурной лентой и зелеными перьями да несколько рулонов набивного муслина. Бекхэмптон стоял на большой дороге, но так и остался маленьким захолустным городишком.
– Могу я задать вам вопрос? Что это было? Я не имею в виду игру, вообще все это. То, как вы сдували мел, ваш будуарный взгляд поверх кия, ваше «позвольте мне показать, как надо»? Это какое-то представление. Для кого вы его играли, для меня или для него?
– Возможно, ни для кого из вас, – коротко отозвалась Мерседес. – Возможно, я играла для себя. Об этом вы не подумали? Или вы вообще слишком много себе воображали по этому поводу. – Она бросила на него колючий короткий взгляд. – Я могу сказать то же самое про вас. Зачем вы снимаете мундир и закатываете рукава? Разве это не кокетство?
– Конечно нет, – поспешно ответил Гриир. – Это же смешно. Мне просто легче играть без мундира.
– Я могу в точности повторить ваши слова.
– Будем говорить честно, Мерседес. Это не одно и то же. Вы же не снимаете с себя ваши губки, потому что они мешают вам играть.
Мерседес с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться. Еще не время.
– Я сожалею, что отвлекла вас. Возможно, вам следует над этим поработать. Похоже, той ночью у вас была эта же проблема. – Она повернулась, чтобы уйти, но Гриир схватил ее за руку. Когда Мерседес осознала, что сделала, по ее телу пробежала горячая нервная дрожь. Только оттолкнув хорошо воспитанного аристократа, она могла найти в нем мужчину.
– Вы использовали меня. Я этого не потерплю. Не играйте со мной, Мерседес. Вы уже достаточно наигрались в этой поездке. Вы играете со мной с той самой первой ночи в саду и сами затеваете большинство этих игр.
– А вы не отказывались, – бросила она. – Это вашигубы касались моей шеи в Бошэме, насколько я помню. Ваши бедра прижимались к моим на той темной улочке.
– Вы правы, я не отказывался. – Гриир посмотрел ей прямо в глаза. Потом его взгляд опустился на ее губы. Мерседес облизнула их. – Я просто хочу знать зачем. Ради чего все эти поцелуи: ради бизнеса или для удовольствия?