Да еще сам факт, что в Москву я приехала из бывшей союзной республики, свидетельствует о том, что проблемы независимых нынешних государств, образовавшихся вместо них, мне, как и всем моим землякам-ташкентцам, ныне живущим в столице, совсем не чужды. И Украина в этом плане исключения для нас не составляет. В первые годы после развала Союза мы все, кстати, мечтали и ждали с нетерпением, что вот-вот СССР восстановится. Что по-другому и быть не может и не должно. Что, в конце концов, придет на политический небосклон яркая личность типа долговязого французского генерала Шарля де Голля и объединит всех нас если не мудрым словом, то уж, на худой конец, огнем и мечом. Но время шло, а на политическом небосклоне такая личность все не появлялась и не появлялась. А теперь я думаю, что не появится никогда. А может, в нынешних условиях такие люди и не нужны. Да и объединяться уже давно никто не хочет. А жаль. Очень жаль. Вы что думаете, мы бы сюда в Москву поехали собирать крошки, бросив настоящий хлеб и сытую благополучную жизнь у себя дома? Да никогда. Уж поверьте мне. Нам еще повезло. Многие наши друзья и соседи, которые там были ближе, чем здесь родственники, вообще потеряв работу, в Германию, например, переехали. Шутка ли, в Германии сейчас чуть ли не пять миллионов, ну уж за три это точно, наших соотечественников проживают. Считай, целое государство вынужденных переселенцев, влачащих на своей социалке совсем безрадостное существование. А сколько фронтовиков туда подались, клюнув на возможность получения нормальной пенсии участников войны…
Я, например, знаю одну ташкентскую семью, которая сразу же после распада советской империи укатила по еврейской линии в небольшой городок под Мюнхен. Причем их главным козырем был почти девяностолетний дед-фронтовик, заслуженный ветеран, инвалид войны, почти слепой к этому времени. Так вот он даже не знал до конца дней своих, что находится в Германии, и непременно, чуть не каждый день, нес, что называется, по кочкам проклятых фашистов, из-за которых он под Смоленском потерял ногу. А его бесчисленные родные – дети, внуки и правнуки, жившие на его достойную военную пенсию, упорно хранили молчание, повторяя при этом: «Очень хорошо, что ранило не голову, а то бы нам всем плохо было».
Олег внимательно слушал, удивляясь тем совпадениям, в частности, связанным с ташкентскими знакомыми Ольги, о которых он даже предположить не мог раньше.
– А знаешь, Неля, что я тебе хотел сказать? Как-то не так давно, как ты можешь подумать, но где-то еще до горбачевской перестройки, я несколько раз ездил в твой любимый Ташкент в командировки. Меня тогда очень судьба иконы одной интересовала, а следы ее вели как раз в Узбекистан. Так вот тогда-то я и узнал о Великом князе Николае Константиновиче Романове – дяде царя Николая Второго, о котором ты сейчас вспомнила. Будет время, подробней поговорим об этом. Уверен, что ты об этом знаешь не меньше других, а скорей всего гораздо больше. У меня там, в Ташкенте, довольно много важных встреч было, да и с интересными людьми познакомился, добрыми, открытыми, всесторонне образованными. И сам город на меня очень хорошее, яркое, солнечное даже, впечатление произвел – современный, красивый, светлый, сказка Востока, да и только, – перекрикивая изо всех сил очередной раз прозвучавший припев «Ты ж мене пидманула…», перегнувшись через стол, сообщил Олег. – И, кстати, многие фамилии из тех, что ты довольно часто вспоминаешь, встречались тогда мне тоже. Так что ты вполне могла бы быть моим консультантом по этому вопросу. Так ведь? Учти, что это дело, мы его вместе с моей женой ведем, еще далеко не окончено. Так что работы у нас в этом направлении, можно сказать, непочатый край.
– Ой, как хорошо. Ты даже не представляешь, как все это интересно. Но таких историй про ташкентских жителей, в том числе про господ ташкентцев, как я их называю, относя к их числу и Николая Константиновича Романова, и его жену Надежду фон Дрейер, и, конечно, небезызвестного Александра Федоровича Керенского, жившего в Ташкенте на улице Гоголя, да и брата Верховного главнокомандующего генерала Лавра Корнилова, который после революции был военным стратегом у басмачей, и многих других, намного больше меня знает моя мама. Она, кстати, была с некоторыми их родными и близкими довольно хорошо знакома. В том числе прекрасно знала многих живших там немцев, после крушения Союза уехавших на свою историческую родину. Не зря же ее называли ходячей энциклопедией ташкентской жизни. Вот почему я и хотела тебя с ней познакомить. Тем более, зная, что родственники вашей жены тоже там когда-то жили. Наверняка у них много общих знакомых найдется. А вы, наверное, Олег Павлович, совершенно о другом подумали, когда я вам про нее сказала, так ведь? Ну, уж проявите смелость, скажите, что так. В этом как раз я ничего зазорного не вижу. Нормальная реакция нормального семейного человека. Если бы все к семье так относились, как вы…
Не бойтесь, Олег Павлович. Я же предупредила еще в Вене, что я девушка очень удобная, не навязчивая, не вредная и не приставучая, толерантная, как сейчас говорят. Если надо – приду, не надо – не приду. А мама моя вам, уверена, очень понравится своими бесконечными рассказами о прошлом. Она очень любит слушателей и прекрасно готовит. А что касается вашей жены, то, будьте уверены, она-то уж обо мне ничего и никогда не узнает. И о нашей дружбе с вами не догадается. От меня, уже точно, никогда и никто ничего не услышит и не узнает. Неля в этом плане – могила. Так что не сомневайтесь, Нелли вас не пидманула и не пидвела, как поют нынче в этой корчме гарни хлопци з Украины.
– Да, дорогая Неля, – вновь перекрикивая голосистых парней, прокричал через столик Олег, – ты даже не представляешь, как дорого стоят твои слова. Молодец! Вовремя все просчитала и вовремя меня предупредила. А то я на самом деле испугался и хотел, если честно, поговорить с тобой именно об этом. Ну, слава богу, ты камень с моей души сняла. За это даже стоит отдельно выпить. Давай? Хороша сегодня горилка, аж за душу берет и, главное, к месту.
– Пока ты, Олег, заказываешь фруктовый салат, я тебе пару стихотворений модной поэтессы, даже четверостиший, чтобы не наскучить, прочту. Ладно? Ну, хорошо. Вот, например:
«А я в кровь растираю глаза
Жду в Москве
Не Письма
Не Известий
Не Тебя
Не Ее
Не Креста…», —
как, нравится?
Или вот еще:
«И снится Вам
Она
Та (почему-то)
Снится (рядом-то с девонькой лежа)
сука
с черными волосами
и длинными белыми пальцами
Обнимаете вы ее (суку)
Крепко-крепко
И говорите.
И чувствуете
свои слова и нежность
Милая моя
Солнышко лесное…», —
а как ты к этому отнесешься?
– Знаешь, моя дорогая, что-то у тебя, видно, со слухом не слишком хорошо. Признаюсь, мне не очень, мягко говоря, нравятся такие поэты или поэтессы и их сочинения. Потом ты свои четверостишья подобрала в каком-то одном ключе, с определенным подтекстом, что ли. Вот, например, из второго отрывка мне нравятся только две последние строчки. Но, насколько я знаю, они написаны еще в дни моей молодости и далеко не тем автором, которого ты цитируешь, а выдающимся советским бардом, прекрасным журналистом и актером Юрием Визбором, с блеском сыгравшим к тому же небезызвестного тебе партайгеноссе Мартина Бормана в «Семнадцати мгновениях весны», если, конечно, мне память не изменяет. Кстати, каким был на самом деле один из главных военных преступников, заочно осужденный Нюрнбергским трибуналом, и как он выглядел в жизни, думаю, мало кто знал и знает. Наши люди представляют его себе с лицом Визбора. Это так же, как Брежнев, как мне рассказывали, чуть ли не до конца дней своих считал, что Штирлиц – реальный персонаж. Ладно, наш фруктовый коктейль уже принесли, и чем читать такие «замечательные» стихи, нам лучше с тобой выпить теперь хорошего коньячку в завершение нашей великолепной интересной и содержательной сегодняшней встречи.