Ливень стрел и арбалетных болтов, а затем полтора десятка крупных булыжников обрушились на врага, и все изменилось. Колонны потеряли стройность и сломались. Множество раненых и убитых повалились наземь. Тарримцы и рубайятские лучники побежали, смешались с баирцами и добавили хаоса. Ну а потом были новые залпы, и дополнительная порция булыжников скатывалась по склону, набирала скорость, подпрыгивала, на мгновение зависала в воздухе и, сминая людей, падала на дорогу. Отличный результат, при котором мы не несли потерь, поскольку достать нас баирцы не могли, руки коротки. А еще они опасались наших магов, сейчас отдыхавших. Поэтому вражеский колдун поставил дымовую завесу, словно покрывалом накрывшую треть тракта, и под этим прикрытием баирцы смогли отойти в поле. А полки и батальоны, двигавшиеся от города за ними, последовали их примеру и стали делать крюк.
– Прекратить стрельбу! – Агликано устало взмахнул рукой.
На время все стихло, и я присел возле крупного булыжника, который мы не успели столкнуть вниз.
За горизонт садилось солнце, и тени заметно удлинились. На душе было спокойно, и, приняв предложенную мне Роком Кайрой фляжку, я услышал от него:
– Эх, Оттар, знал бы я, что в такую передрягу попаду, остался бы в Алькантаре.
– Ничего. – Я усмехнулся. – Бывает и хуже.
– Да куда уже хуже. – Он скривился. – Легион связан боем, и мы от него отрезаны. Сидим на высоте и мешаем вражеским войскам продвигать на запад свои резервы. Значит, нас попробуют сковырнуть и сделают это ночью, наверняка под прикрытием некромантов и при помощи вампиров. А я себе военную жизнь не так представлял. Совсем не так.
– Плевать! Продержимся. Нам бы только до рассвета дожить, а потом наши подойдут.
Кайра промолчал. Он нахмурился и впал в меланхолию, а я отправился проверять свой взвод. Ночь обещала быть беспокойной и кровавой, но в любом случае мы были обязаны держаться.
Ночь наступила внезапно. Только что солнечные лучи освещали окрестности, а спустя мгновение все вокруг окутала тьма. И, стоя на вершине холма, я оглядывался и видел гораздо больше, чем днем. На востоке Сайгара. На стенах зажигались светильники, а в поле собирались рубайятские отряды, преимущественно из ополченцев, вчерашних крестьян. На юге ничего. На севере огненные змеи, проселками ползущие мимо и смещающиеся вправо, – это вражеские полки, продолжающие наступление на морейские легионы. А на западе вся линия горизонта была покрыта вспышками и яркими всполохами. Там шло сражение между магами и рубились наши товарищи, остановившие натиск противника и готовившиеся перейти в контрнаступление.
В общем, развернувшееся на десятки миль сражение шло своим чередом, а мы готовились к обороне стратегической высоты, и, пока рядом было тихо и спокойно, поисковые группы штурмовиков и легионеров спустились с холма. Нам не хватало оружия, в первую очередь боеприпасов для метания, значит, его следовало собрать. А попутно разбирался фундамент старого имперского бастиона, и на восточном склоне выкладывалась невысокая стенка. Так что работы хватало, и все мысли были только об одном: как бы выжить, не оставить на этом холме свое здоровье и дождаться рассвета. А потом появился Юссир, нашедший мой потерянный рюкзак, и я, не мудрствуя, приказал ему выкопать возле бастиона яму и зарыть его. Зачем? Да затем, что прав Рок Кайра, шансов уцелеть не так уж и много, а мне не хотелось, чтобы мои записи и деньги, полсотни альго, попали в руки рубайятцев.
Тем временем приближалась полночь. Вражеские полки продолжали идти навстречу морейским легионам, а в поле скопилось не меньше четырех тысяч местных ополченцев и пара сотен дружинников. Это то, что мы видели, а помимо них рядом находились вампиры, недобитые вражеские чародеи и некроманты, присутствие которых чувствовали наши маги. Враг превосходил нас числом, и мы ожидали, что первыми удар нанесут кровососы и попытаются расстроить наши боевые порядки. Однако рубайятские командиры решили поступить иначе и для начала кинули на нас пехоту.
Сначала я увидел, что в костры бросают охапки какой-то травы, а затем ветер принес еле слышный запах конопли. А вражеские воины подходили к кострам и дышали дымом.
Все понятно, метода старая. Чтобы не бояться смерти, точнее, чтобы воины не боялись, рубайятские военачальники прибегли к помощи наркотиков. Одно слово – варвары, и, когда большая часть вражеских бойцов надышалась сожженной коноплей, ударили барабаны, и их равномерный бой, тревожный и одновременно с этим агрессивный, привел ополченцев в неистовство. После чего они двинулись на холм.
Никакого строя. Никакого четкого разделения на отряды. Ничего этого не было. Просто толпа полуголодных мужиков из глухих и разоренных рубайятских деревень. Они шли нас убивать, ибо морейцы символ всего плохого, что было в их жизни. А мы при чем? Разве я насиловал их жен по праву первой брачной ночи? Разве я забирал у них последний хлеб и заставлял жрать дубовую кору и лебеду? Разве я запрещал им иметь оружие, охотиться в лесах и ловить рыбу? Разве я продавал их детей в рабство вампирам и некромантам? Нет, я и мои товарищи здесь ни при чем. Но огромная толпа оболваненных людей собиралась нас растерзать, а мы собирались выстоять.
Дух-дух! Ду-ду-дух! Дух-дух! Ду-ду-дух! – барабаны били, а толпа приближалась, и вскоре я мог разглядеть лица врагов, многие из которых несли в руках факелы. Вот один – грызет край щита и вскидывает дубину. Вот другой – на губах белым комком застыла пена. Вот третий – хромой старик, чей смертный час уже близок, но в его руках копье, и он, выставив оружие перед собой, шагает вперед, поднимается на холм и улыбается. Может быть, впервые в своей жизни они были совершенно счастливы. Однако это был самообман.
– Бей! – прозвучала команда комбата, и наши стрелки, выдвинувшись за линию пехотных щитов, дали дружный залп.
Сотни арбалетных болтов и стрелы свалили передовой ряд рубайятцев. Но они продолжали наступать, и это напомнило мне другой ночной бой, под Савассом. Большое сходство, только в этот раз ощущения были иными. Потому что страха не было, и это очень важно.
Второй залп, и снова арбалетные болты собрали кровавую жатву. А третий залп дать уже не получилось. Барабаны сменили ритм на более быстрый. И толпа ополченцев, выкрикивая славу своим богам и проклиная нас, побежала.
Стрелки отступили и спрятались за щиты. Линейная пехота приготовилась к бою, а штурмовики, выставив прикрытие на крутых склонах, откуда могли появиться кровососы, встали второй линией.
Грохот! Два войска схлестнулись, и по окрестностям прокатился гул. Многоголосый вопль тысяч людей. Лязганье сотен клинков. Треск копейных основ и щитов. Толпа врагов накатила на нас, словно океанская волна на берег, но первая линия из легионеров линейных рот выстояла. Стрелы и болты продолжали лететь в рубайятских ополченцев. Копья пробивали их тела, а мечи кромсали мясо и вспарывали животы. Кровь заливала сухую землю, а убитые сплошным ковром устлали весь восточный склон холма.
Однако, несмотря на потери, враги не останавливались. Они продолжали бой, наскакивали на ощетинившуюся копьями стену щитов, которая гнулась, но не ломалась, прыгали и кричали. Дубины сминали щиты и шлемы. Немногочисленные мечи из сыродутного железа, топоры и длинные ножи выбивали из металла еле заметные искорки, пробивали броню, а затем вонзались в морейских солдат. И ожесточение рубайятских крестьян было настолько сильным, что казалось, еще немного – и строй рухнет.