– Восемь недель, – безапелляционно пояснил ее жених. – И ни днем больше. Моя мать поможет тебе, как, впрочем, и Хаджинс. В твоем распоряжении будет столько людей, сколько понадобится. Восемь недель – даже больше, чем нужно.

Уитни с сомнением взглянула на него, но поскольку тоже не испытывала желания ждать восемь месяцев, то в конце концов согласилась.

Клейтон продолжал сидеть, не снимая руки с плеча Уитни, и дружелюбно болтал со Стивеном, но когда девушка не ответила на шутливое замечание, а голова ее неожиданно склонилась к нему на грудь, он опустил глаза и заметил, что длинные ресницы темными стрелами лежат на ее щеках.

– Она спит, – тихо объяснил Клейтон и, осторожно отодвинув девушку, взял ее на руки. – Ты слишком переволновалась, родная, – тихо сказал он, видя, что Уитни, сонно пробормотав что-то, покрепче прижалась к нему. – Стивен, подожди меня здесь. Мне нужно кое-что сказать тебе.

Несколько минут спустя, позвав горничную и распорядившись, что бы Уитни уложили в одной из спален для гостей, Клейтон спустился в салон и плотно прикрыл за собой дверь. Не успел он обернуться, как брат сунул ему в руку бокал с бренди и в молчаливом тосте поднял свой.

– Мне нужно задать тебе два вопроса, – спокойно сказал Клейтон, когда оба уселись.

Стивен улыбнулся и вытянул длинные ноги, устраиваясь поудобнее.

– Я почему-то ожидал этого, ваша светлость.

– Откуда ты узнал, что значит для меня Уитни?

– Сам сказал. В ту ночь в Гренд-Оук, когда мы допились почти до бесчувствия, ты все выложил, даже то, что у нее зеленые глаза.

Наклонившись вперед, Клейтон задумчиво уставился в бокал.

– И что же я рассказал тебе тогда?

Стивен хотел было солгать, что, несомненно, было милосерднее, но отказался от этой мысли, заметив устремленный на него проницательный взгляд брата.

– Все! – выдохнул он. – Все, включая то, как ужасно ты поступил с ней. Поэтому, когда она появилась сегодня, уверенная, что ты получил записку, которая, конечно, попала в руки Хаджинса, я решил, что, поскольку ты так и не утешился, потеряв ее, сделаю все, чтобы вернуть тебе девушку.

Клейтон согласно кивнул.

– У меня остался всего один вопрос, – мрачно объявил он.

– Ты уже задал два, – небрежно заметил Стивен.

Но Клейтон, пропустив замечание мимо ушей, тихо, серьезно сказал:

– Я хотел бы знать, чем могу отблагодарить тебя за все?..

– Кошелек или жизнь? – вопросил Стивен, приняв позу, по его мнению, лучше всего подобающую настоящему разбойнику с большой дороги.

– Тебе стоит только попросить, – спокойно отозвался Клейтон.

Уже было совсем поздно, когда он наконец лег в постель, подложив руки под голову и глядя в потолок, до сих пор не в силах поверить, что Уитни здесь. После долгого жестокого сопротивления, бесконечных обид и взаимного непонимания она сама явилась сегодня, пытаясь вернуть то, что было между ними.

Он вспомнил, как она вызывающе смотрела на него, словно призывая его осмелиться отрицать, что он все еще хочет ее. И Клейтон улыбнулся в темноте, снова и снова представляя, как она направляется к нему через всю длинную комнату: голова высоко поднята, глаза сияют любовью и преданностью. Это воспоминание, единственное воспоминание о том, как она шла к нему, отбросив гордость во имя любви, останется в его сердце до конца дней. Ничто на свете не могло значить для Клейтона больше.

Завтра он попытается добиться объяснения, почему отношение Уитни к нему на банкете так разительно изменилось после всего, что произошло в церкви. Нет, поправил он себя с насмешливой улыбкой, он попроситобъяснения: мятежная красавица, спящая сейчас в дальнем конце коридора, скорее готова ответить на вопрос, чем на требование.

Глава 30

Уитни пробудилась от глубокого сна и приоткрыла глаза, не желая расставаться с волшебными видениями. Однако она тут же поняла, где находится, и узнала Мэри, рыжеволосую горничную, которая так помогла ей в прошлый раз.

– Хозяин вот уже целый час бродит внизу, не спуская глаз с лестницы, – весело сообщила Мэри своим певучим голосом с ирландским акцентом. – Он велел передать вам, что день выдался необычно теплым и можно поехать кататься верхом.

– Этот человек воображает себя королем Англии! – раздраженно проворчала Кларисса, врываясь в комнату и поправляя сбившийся чепчик. – Решил, что хочет жениться на моей крошке, и нас немедленно отправляют домой из Франции. Хочет поехать на бал, и мы должны мчаться в Лондон! Сегодня же ему пришло в голову кататься, и меня вытаскивают из постели на рассвете и везут сюда вместе с вашими вещами! На рассвете, – возмущенно повторила она, сдергивая одеяла с Уитни, – когда все порядочные люди третий сон видят.

– О, Кларисса, – рассмеялась Уитни, вставая, – я ужасно тебя люблю!

Она наспех приняла ванну и надела амазонку янтарного цвета, которую Кларисса успела положить в сундук. Спеша поскорее увидеть Клейтона и убедиться, что он не жалеет о прошлой ночи, девушка перевязала волосы лентой и выбежала из комнаты. Однако, очутившись на балконе, она остановилась. Клейтон дожидался ее у подножия лестницы; неяркие лучи осеннего солнца, проникающие сквозь стеклянный потолок, освещали его темные волосы. Одетый в простую замшевую рубашку с глубоким треугольным вырезом и облегающие бриджи для верховой езды цвета черного кофе, он выглядел богом, и голова Уитни пошла кругом от восторга и счастья.

Клейтон молча наблюдал, как Уитни спускается к нему по широкой лестнице. Неужели она раскаивается, что пришла к нему вчера? Или уже ненавидит его за то, что принудил идти к нему через всю комнату?

Но в этот момент Уитни, стоя на последней ступеньке, застенчиво улыбнулась, заглянув в его настороженные глаза.

– Ужасно стыдно, – призналась она тихо, – когда точно знаешь, что все будут говорить лишь о том, насколько жених красивее невесты.

Клейтон, не в силах совладать с собой, схватил ее в объятия, притиснул к груди и зарылся лицом в благоухающие пряди.

– Господи, – хрипло прошептал он, – смогу ли я выдержать целых восемь недель, чтобы сделать тебя своей?

И, почувствовав, как она мгновенно застыла, понял, что Уитни сжалась в страхе при мысли о той ужасной ночи, когда он почти силой овладел ею. Клейтон задумчиво улыбнулся – по крайней мере у него есть восемь недель, что бы целовать и ласкать ее, восемь недель, до той минуты, когда его желание наконец будет удовлетворено, но за это время она тоже поймет, как хочет его, убедится, что он никогда в жизни не причинит ей больше боли. И в брачную ночь, даже охваченная страхом, Уитни доверится ему и позволит любить себя. И тогда он покажет ей, как это должно происходить на самом деле и что значит для них обоих. Она потеряет голову от желания, прильнет к нему и станет извиваться под его телом в сладостном стремлении к полному слиянию.