Старушка перед смертушкой выглядела неважнецки, вот братья-то и обознались.
И теперь эти две сиротки, эти великовозрастные счастливые наследники, дико переживали, спутав примитивного примата со своей мамой.
Дураки!
Все-таки разница была.
Не надо сразу шарахаться.
Им бы остановиться и приглядеться.
Не захотели.
Или не смогли. От малодушия.
Или еще отчего. Точно не знаю.
Но дело даже не в том.
А в том, что братья приняли Мими за весьма некстати воскресшую мамашу.
Им бы радоваться, бить во все малиновые колокола, а они…
Однако, что же поделывают дьякон с архидьяконом?
4.
А наши дьякон Игорь и архидьякон Михаил, с какими-то золотистыми хоругвями, и с кадилом на кипарисовом масле, поднимаются по изящной винтовой лестнице к опочивальне мамаши, уверенно входят туда, где под расшитым изумрудными павлинами балдахином нежится на шелковых простынях нахалка и притворщица обезьянка Мими.
И видят тут религиозные работники странное.
В своей долгой жизни Людмила Павловна Шнырь, сквернословила и клятвопреступничала, грабила нищих и пинала сапожком из крокодиловой кожи бродячих собак, а тут, глядите-ка, воскресла.
Вопреки прямо-таки всякой логике жизни.
Воскресла, да еще и нагло таращит на батюшек из-под своего чепца с рюшечками, наглые, чрезвычайно живые карие глаза.
Неприятно!
Служители культа решили сразу брать быка за рога, разоблачить старушку, тем более сироты Вова с Федюшей пообещали им солидную мзду.
— Кто ты? Исчадие ада али воскресшая покойница? Ответствуй, чадо! — бархатным баском возопил дьякон Игорь.
Обезьяна ехидно блеснула очами и как-будто хихикнула в батистовое одеяло.
Архидьякон Михаил приподнял хоругвь, запел что-то внушительное и протяжное.
Дьякон Игорь отчаянно резко взмахнул кадилом с кипарисовым маслом.
Дура-обезянка, решив, видно, что благородные отцы покушаются на ее драгоценное здоровье, выскочила из-под одеяла во всей природной красе, и возопила, как это принято у них возоплять в пампасах, благим матом.
Отцов с макушек до самых пяточек окатил ледяной пот.
Кубарем скатились они по изящно инкрустированной каштаном винтовой лестнице.
— Ну, что там? — внимательно впились в них глазами Володя с Федей. — Сейф на месте?
— Мужайтесь, братья, — ответствовали им непорочные отцы. — Ваша матушка соизволила вернуться с того света в обличье самого дьявола!
5.
Обезьяне, тем временем, видимо, надоело валяться в покойницкой постели, и она, не мудрствуя лукаво, решила спуститься и поглядеть, как там идут дела, а заодно и покушать, так сказать, заморить червячка.
Чтобы веселее было спускаться, проказница Мими сняла мумию юбилейного миллионного осетра со стены, взяла его под мышку, да и пошла по каштановой лестнице, что-то мурлыкая по-обезьяньи, батистовые полы халата туда-сюда треплются.
Увидели ее братья с архидьяконами, и обомлели с отверстыми ртами.
А обезьяна, эта пресловутая Мими, выгарцевала в центр залы, отбросила прочь несъедобную мумию юбилейного осетра, да и ни того, ни с сего стала танцевать джигу.
Лапами топочет, ручонки вверх задирает.
А ручонки-то, между прочим, лохматые.
Пригляделись братья с отцами, да и буквально грянули со смеху.
— Это же макака! — радостно щелкнул зубами Вова.
— Мими! — резюмировал Федя.
— Вот оно как все вышло! — оптимистично изумились дьякон с архидьяконом.
Оттолкнули тут братья прочь чечеточницу-обезьянку, да и ринулись вверх, к матушкиному сейфу.
Раскрывают драгоценное завещание и теперь уже по-настоящему немеют от ужаса.
Все свое несметное богатство, все свои алмазы и жемчуга, нажитые продажей икроносных осетров, старуха отписала своей любимице, представителю мира хвостатых четвероногих, обезьянке Мими.
Неприятно!
Сиротам же она завещала только бриллиантовый ошейник Мими, да строгий наказ ежедневно водить ее на улицу, по большой и даже по малой нужде.
После тотального ужаса слегка отошли братья, и с завещанием в руках, опасливо косясь на все еще танцующую баснословно богатую Мими, приблизились к непорочным отцам.
А те бегло прочитали завещание и лишь от души рассмеялись, наблюдая, просто-таки деревенскую наивность горе-наследников.
Покрепче запирев обезьяну, они вчетвером отправились из старухиного особняка на улице Революции 1905-го года к знаменитому адвокату Борщевскому Семену Семеновичу, и у него живенько переписали завещаньеце так, что Володе с Федей отошло по 35 %, а дьякону, архидьякону и адвокату по 10 %, соответственно.
Вы можете спросить, как дальше сложилась судьба проказницы Мими?
А очень даже неплохо.
Разбогатевшие братья совершенно безвозмездно сдали ее в знаменитый Московский зоопарк, тем более географически он находится по соседству, рядом со станцией метро “Баррикадная”.
Так что вся эта незамысловатая, скорее всего, была еще заранее прописана подробнейшим образом на небесах.
А как же иначе?!
Как и все служащие нашего банка, я отдыхаю на Гавайях.
В этом году мы придумали новую забаву — охоту на крокодилов.
Ничто так не освежает нервы после подсчета чужих денег, как чувство риска, ощущение смертельной опасности.
Крокодилы обитают в уютном болотце неподалеку от нашего пятизвездочного отеля. Потягивая на балконе джин с тоником, можно увидеть их зеленые кровожадные головы, высунувшиеся навстречу солнцу из зарослей кувшинок и осоки.
Кровь закипает в наших жилах.
Мы хватаем остроги и, не помня себя, несемся к болоту.
Первым мы запускаем швейцара нашего банка Федотыча.
Он и здесь, на Гавайях, одет по-московски.
Тройка, удлиненный сюртук, золотые внушительные лампасы.
Федотыч хотя и стар, но резв на ногу и остер на язык.
Дедушка подходит к зарослям кувшинок и, хитровато сощурившись, принимается осыпать рептилий проклятиями.
Он кроет их по матушке и по батюшке.
Он — талантлив.
Крокодилы крайне ленивы, но русский мат действует на них с магической силой.
Они тут же собираются в боевую фигуру, носящую со времен Цезаря название “свинья”, и в таком порядке прут на нас.