— Это хто?
— Ты, — сказал Меф и пошел на кухню к матери. Зозо сидела за столом и, разглядывая свое отражение в чашке с чаем, поправляла волосы. Отца дома не было.
— Он пошел за цветами! — краснея, объяснила Зозо.
Меф огляделся. Цветы стояли повсюду — в стаканах, в мойке, в кастрюлях и даже в чайнике.
— Не пора притормозить? — осторожно спросил Меф.
— А как же тогда он будет показывать свою любовь? — удивилась Зозо и тут же, без перехода, продолжала:
— Твой дядя чокнулся! Говорит, что, если он будет упорно смотреть в свою стекляшку, шар лопнет и все эти глюки станут правдой. Он называет это визуализацией счастья.
— Э-э… — осторожно протянул Меф. — А ты сама заглядывала в шар?
Зозо смутилась.
— Ну да! Мы с твоим папой заглядывали! Сейчас он его и в душ таскает, а в первые дни не таскал!.. И списки невест все порвал! А какие были списки! Игорь рыдал и плакал!
Меф попытался представить себе своего отца рыдающим, и у него заклинило воображение.
— И что вы там видели?
— Да то же, что и все! Дом, собака, машина! Странная девица, у которой нельзя разглядеть лица… То боком стоит, то отвернется… — Зозо не выдержала и плюнула в чай.
— Странно! — признал Меф. — А что за девушка? Не Аня?
— Я, конечно, не анатом, но все-таки у Ани не такие ноги! — сказала Зозо громко, чтобы было слышно в комнате.
Меф попрощался с матерью, крикнул дяде «пока!», на которое тот не отозвался, и ушел. У подъезда он встретил отца, который стоял и, обнимая цветущее тропическое растение в горшке, рассказывал Дафне, как сильно любит свою жену. Дафна слушала его с понимающим лицом, параллельно пытаясь врезать локтем по рюкзаку, в котором Депресняк творил безобразия.
Меф остановился рядом, переминаясь с ноги на ногу. С отцом он всегда испытывал сложные чувства. И смущение, и напряжение, и легкий стыд, и постоянное ожидание, что отец чего-нибудь такое ляпнет.
— О! Сын! Как учеба? — В попытке обнять его Игорь Буслаев взмахнул тропическим растением.
— Лучше не бывает, — отозвался Меф. Тут же спохватился, что звучит грубо, и уточнил: — Согласно учебному плану.
Игорь Буслаев ущипнул его за щеку. — В тебе кипят мои гены! Твоя мать, хоть и королева моего сердца, все же, прости меня, недалекая женщина! Вы меня понимаете, Дашенька! Вы же тоже не ангел во плоти!
Дафна воздержалась от ответа, чтобы не рисковать перьями. Меф засопел.
— Ну-ну, мальчик! Я всегда говорю правду, оттого у меня и столько завистников!.. Кстати, мне нравится твоя девушка! В ней есть полет!.. Только не спешите с внуками! Я не готов быть дедом еще лет тридцать! Ну прощайте, батенька, мне пора!
Игорь Буслаев еще раз взмахнул цветком и отправился на штурм подъезда. Сделав пару шагов, вернулся, обнюхал губы Мефа и таинственным шепотом сказал:
— Сын мой Пушкин, послушай старика Державина! Никогда не мешай горячительные напитки! Литература не переносит коктейля жанров!
Дверь подъезда закрылась за великим человеком.
— Я его не выношу! — сказал Меф.
— Ну и напрасно, — отозвалась Даф. — Он хороший.
— КТО? МОЙ ОТЕЦ?
— Да. Твой отец.
— А зачем тогда все эти фокусы? Даф засмеялась.
— Хочешь сказать, ты сам не такой? Представь, ты сидишь в гостях, где на тебя все смотрят, как на больного, который вот-вот выльет чашку себе на голову. Что ты сделаешь?
— Вылью чашку себе на голову, — подумав, согласился Меф.
— Тогда чего же ты ждешь от отца?
— Ничего, — буркнул Меф и тут же без всякой подготовки выпалил: — Я сегодня видел Троила и… ударил его мечом!
Зрачки у Дафны сузились и сразу расширились.
— Рана серьезная. Меч… я почувствовал, вошел глубоко. Изгибался внутри… Он и с Багровым тогда так сделал, но у того-то нет сердца, — поспешно продолжал Меф.
Дафна зачем-то оглянулась. За выпотрошенной телефонной будкой стоял Матвей Багров. Перед ним в коляске сидела Ирка в дутой осенней куртке. Куртка была синяя, а шапка до ослепительности красная — такая яркая, что истомленный московской тусклостью цветов, изголодавшийся по краскам взгляд сразу к ней потянулся.
— О, Ир! Привет! Как ты? — крикнул Меф тем бодрым голосом, которым говорят с людьми, на которых неловко смотреть.
Ирка помахала Мефу рукой. Она была такая бодрая, что с лица Мефа мгновенно исчезло преувеличенно приветливое выражение. Лицо стало обычным упрямо-буслаевским. Главный плюс дружбы с действительно несчастными людьми в том, что рядом с ними невозможно притворяться несчастненьким.
— Она прекрасно! Лучше, чем ты! — с вызовом отозвался Багров.
— Не заводись! — сказал Меф миролюбиво, заранее зная, что Багров начнет нарываться до бесконечности.
У Дафны зазвонил телефон. Она поднесла трубку к уху. Трубка что-то торопливо шепнула и выключилась.
— Снова Евгеша! Он нашел Прасковью! А теперь там еще и джинн!.. — сказала Дафна взволнованно.
— Телепортируем?
— Нет. Рядом с джинном всегда сильные помехи: нарвемся!
До дома Наты они добрались без телепортации, на машине. Их вез бомбила — парень из Средней Азии. Ирку посадили на заднее сиденье. Коляску забросили на верхний багажник и примотали веревкой. Она оказалась такой тяжелой, что Меф с Багровым грузили ее вдвоем. До этого случая Меф понятия не имел, что инвалидные коляски такие тяжелые.
— А крышу не продавит? — поинтересовался он. Бомбила замахал руками.
— Какой продавит? Доска возил, холодильник возил, велосипед возил! Теперь скажу: коляска тоже возил!
— А почему джинны так боятся некромагов? Вроде как они не мертвяки? — спросил Меф, когда они выгрузились у подъезда Наты.
— Точно не помню. Кажется, у нас с ними одна магическая природа, — отозвался Багров.
— С мертвяками? — не удержался Буслаев.
— С некромагами. Просто у нас она более сгущенная… Короче, запоминай; два некромага сильнее восьми джиннов, но четыре джинна сильнее шести некромагов. Семь некромагов сильнее тридцати джиннов, но слабее двадцати девяти джиннов и одной бешеной бабочки.
У Мефа извилины завязались морским узлом.
— Кувшин у тебя? — спросил Багров. Мефодий повернулся к нему спиной, и Матвей вытащил у него из рюкзака кувшин. Багров со знанием дела оглядел его, потрогал пальцем ровный срез горлышка, хмыкнул и сунул под куртку. Потом подошел к урне и, наклонившись, стал в ней рыться, не проявляя ни малейшей брезгливости.
— Что ты ищешь?
— Уже ничего! — Багров сунул что-то в карман.