Отбиваться не стала, ибо сил не было вообще.
— Как себя чувствуешь? — и его взор внимательно прошелся по моему телу. Я таки тоже решила себя осмотреть. Ой, да я голая, из одежды на бренном тельце только любимое одеяло, которое предательски оголило правую грудь.
Нервно поправляю кусок ткани, и отвожу взгляд в сторону, ощущая, как щеки заливает краска стыда.
— Нормально, — буркнула я.
— Зачем ты встала? — вот упертый.
— Если хочешь что-то знать, спроси у меня. Не допрашивай пожилую женщину.
Баба Клава сдавлено закашлялась. Я видела ее недовольство, ей очень не понравилась мое самовольство, а еще больше ей не понравилось та уверенность, с которой меня захватил Александр.
— А ты ответишь? — на меня смотрели внимательно, словно пытались разглядеть нечто неведомое.
— А ты спроси, — недовольно заворочалась я.
Тут Александр поднялся со мной на руках, и отправился в комнату, из которой я только что выползла. Одеяло при этом подозрительно часто соскальзывало со стратегически важных частей родного тела, и по моему, не по своей воле. Одна радость — я оказалась на удивление чистой. Чего таить, даже мои раны были обработаны, где зеленкой, где йодом, а где и перебинтованы.
Нужно будет поблагодарить бабу Клаву. Кстати, куда она пропала?
Пока я тихо радовалась заботливости Клавдии Семеновны, Саша оккупировал узенькую панцирную койку, ни на минуту не выпуская моей драгоценной особы из рук. Чувствую себя любимой мягкой игрушкой избалованного ребенка. Свет Александр решил не включать, на меня же полумрак комнаты навевал не самые радужные мысли.
— Так как ты оказалась в яме? — мое тщедушное тельце крепче прижали к широкой груди. Не сказала бы, что было не комфортно. Наоборот, очень даже уютно и приятно, ибо до сих пор я помнила чувство тепла и защищённости, исходящие от этого странного мужчины. Но природная вредность и настороженность не давали расслабиться в его объятиях.
— Ну… я шла. Потом появились волки. Я побежала. Меня окружили. А там яма. Как-то так, — неуверенно произнесла я.
— А лунатизм? — вкрадчиво спросил он.
— Иногда… я ложусь спать в одном месте, а просыпаюсь в другом. Редко.
Умолкла, потупив взор, говорить на тему своих странностей я не любила. Кому вообще захочется добровольно сознаваться в собственной неполноценности? Особенно если знаешь что несет собой реакция окружающих на такое признание. Это больно, наблюдать брезгливость и опаску в чужих глазах.
— И всегда твои прогулки заканчиваются столь печально? — тихо осведомился он.
Я не смотрела ему в глаза. По правде сказать, я вообще на него не смотрела, с остервенением пялясь в стену напротив. Не сказала бы, что стена меня чем-то привлекала, особенно если учесть отсутствие нормального освящения, но взора отвести не смела, боялась выдать собственное недовольство. Поэтому и реакцию на свои слова не видела.
— Что бы так… впервые, — прошептала я, упомнив все свои нестандартные пробуждения.
Все же нескромность ситуации начал доходить даже до меня. Сижу на коленях у взрослого мужика хмурой наружности, прикрытая одним одеялом, и даже стыда не ощущаю — определенно у меня не все дома.
— Что ты помнишь? — помолчав, вдруг спросил он. Я поняла, о чем он.
— Не все. Помню тебя. Тех двоих, что были на реке. Мертвые волки. И твой друг в крови. Что с ним? — только сейчас до меня дошло, что возможно этот человек был ранен. Собираю волю в кулак и смотрю на Александра.
Кстати, когда это мы успели перейти на «ты»?
— Ты что-то говорила о дежавю, — мой вопрос был нагло проигнорирован.
— Да? — изумленно смотрю на него.
Я вообще ничего не помню, после того как имела сомнительное удовольствие узреть кровавую картину.
— Да. Ты улыбнулась, и сказала, что в тот раз вместо волков были люди.
— Возможно, — задумчиво отвечаю, чувствуя, как подомной напрягается его тело. — Во сне. Не обращай внимания на мои слова. Я была в шоке, в подобном состоянии люди говорят откровенные глупости.
Все, теперь он точно решит, что я сумасшедшая. Впрочем, что мне до его мнения? Уеду. Завтра же уеду к дяде. Хватит с меня дикой природы, полуголых мужиков посреди тайги и наглых персонажей на моем пути. Никаких нервов на них не хватит.
— Руслана, ты ничего странного не заметила в волках? — поинтересовался он между делом.
Единственный странный персонаж тут ты.
— Например? — непонимающе смотрю на него.
— Может глаза? Или поведение? — его горячая ладонь незаметно оказалась на моей талии, обжигая своим жаром сквозь ткань одеяла.
— Откуда мне знать, я же не зоолог, — нервно отвечаю, чувствуя, как мужская рука медленно но верно скользит по пояснице.
— Понятно, — и он умолк, размышляя о чем-то своем. При этом руки его пустились во все тяжкие, путешествуя одна по моей ноге, другая по спине.
Но тут мою голову посетила одна вполне здравая мысль.
— А что вы там делали? — с подозрением уставилась на него.
Не сказала бы, что имела отличную возможность рассмотреть его черты, но того что уже узрела, хватило. В частности его жесткий упрямый взгляд.
— Тебя весь поселок искал. Ну и мы конечно, — усмехнулся он.
— А почему босиком и полуголые? — данный вопрос меня волновал довольно сильно. А вдруг они больные на голову? Или извращенцы? Мне компания не нужна.
— Тебе показалось, — просто ответил он.
У меня чуть глаза из орбит не вылезли.
— Правда что ли? — прокашлявшись, спросила я.
— Шок — мало ли что люди видят в подобном состоянии, — пожал он плечами.
Меня за дуру держат. Хуже того из меня дуру делают. Но я же не сумасшедшая, я точно видела, на них был самый минимум одежды. Психи. И меня пытаются с ума свести. А вот фиг им на постном масле! Но показывать свое недовольство я не собиралась, он спокоен, даже несколько расслаблен, мне это на руку. У меня еще остались вопросы.
— Но почему в лес пошли именно вы? — продолжала я расспросы. — В деревне достаточно охотников.
— Потому что этот лес принадлежит мне, — последовал спокойный ответ.
— Что? — только и смогла выдать я.
— Я купил здесь землю, — сказал он. — Много земли. Много леса.
Мама.
— Зачем? — не успев подумать, спросила я.
— Что бы было, — сумничал он. — Руслана, кто твои родители? — а вот это уже вопрос не по теме. Из-за резкой смены темы, я не сразу уловила смысл последних слов.
Ему не обязательно знать о наличии широко известного в узких кругах дяди, данную истину в меня вдолбили еще в детстве. Несомненно, моя благодарность за спасение собственной персоны не имеет границ, но сопутствующие спасательной операции странности благодарственный пыл уменьшали в разы. Я рывком вырвалась из его жарких объятий и отползла подальше, насколько позволяла кровать.