Голова отяжелела,
Я была совсем одна.
Ни шагов, ни слов не помню,
Только я, да сумрак сонный,
Только вкрадчивые тени меня тихо обступали,
И невидимые губы там меня поцеловали.
Уолтер де ла Мар
Дрожащими пальцами я вложила письмо, стихи и омелу в свой дневник. Потом постояла, перебирая листочки и воображая, как Рен, одетый в смокинг, жадно целует меня под омелой. Прошло несколько секунд, прежде чем я опомнилась и сурово отчитала себя.
«Да что же я за человек такой? Как я могу целоваться с одним – между прочим, моим женихом! – и мечтать, чтобы меня похитил его брат? Нет, со мной все-таки определенно что-то не так!»
Я прочитала про себя молитву о даровании мне ясности ума, попросила укрепить меня в следовании по избранному пути и пошла к Кишану. Кажется, он ничего не заметил и беззаботно разложил на столе игровое поле.
На следующее утро я проснулась спозаранку и, оставив черного тигра храпеть на полу, побежала на роскошную кухню, чтобы приготовить лучший в мире рождественский завтрак на троих. Одно нажатие кнопки – и стенные панели разъехались в сторону. Вдохновившись фантастическим видом, я стала, напевая, накрывать на стол, но вдруг услышала какой-то звук.
Рен стоял в дверях. Я быстро перевела взгляд с его синих глаз на букет лилий, который он держал в руке.
– С Рождеством! – сказал он, протягивая мне цветы.
Я взяла их и тихо прошептала:
– Ты всегда даешь мне слишком много…
– Когда мужчина дарит женщине лилию…
– Он задает ей вопрос, – закончила я.
– Ты помнишь.
Я отвернулась.
– А ты думал, я смогу забыть?
Он положил руки мне на плечи, развернул к себе.
– Я люблю тебя, Келси. То, что я испытываю к тебе, – это больше, чем влечение, больше, чем привязанность. До встречи с тобой я никогда не писал стихотворений с восклицательными знаками. Ты – воздух в моих легких, кровь в моих жилах, отвага в моем сердце. Без тебя я пуст.
Он взял мое лицо в свои ладони.
– Ты озаряешь мою душу теплым сиянием своей любви и преданности. Даже сейчас я чувствую твою любовь, она поддерживает меня. Ты можешь сколько угодно отрицать это на словах, но твое сердце до сих пор принадлежит мне, йадала.
Я обхватила руками его руки и с огромным усилием отстранилась.
Рен даже бровью не повел, только усмехнулся:
– Возможно, следовало преподнести тебе еще одну веточку омелы.
Я повернулась к нему спиной и суетливо захлопотала вокруг стола, изо всех сил делая вид, будто могу думать о чем-то, кроме неотразимого мужчины, наблюдавшего за мной.
– Почему же не принес? – беспечно спросила я.
Он пожал плечами, прислонился к стене.
– Не хотел лишний раз огорчать Кишана.
– Э-мм. – Я схватила Золотой плод и начала заказывать блюда. Плод согрелся и замерцал у меня в руке, как зеркальный шар в танцзале, а на столе стали появляться тарелки. От каждой шел пар, запахи знакомых блюд поплыли по кухне.
Я беззаботно улыбнулась и сказала:
– С Рождеством, Рен! Спасибо за стихи и шкатулку! – Я нарочно умолчала о письме и не стала отвечать на признание, сделанное мне вместе с букетом лилий. Более того, я сделала вид, будто не повторяю эти слова про себя, не лелею их в своем преступно затрепыхавшемся сердце. О нет, я лишь весело пошутила:
– Ах, я совершенно забыла приготовить тебе подарок, поэтому угощу тебя знаменитым рождественским завтраком моей бабули. Ты проголодался?
Рен скрестил руки на груди и посмотрел на меня таким взглядом, от которого я едва не пропала.
– Да, – после долгой паузы ответил он.
Я смущенно откашлялась и замахала руками в сторону уголка для завтрака.
– Отлично, тогда давай сядем здесь и начнем. Кишан еще спит.
Рен хмыкнул, но сел. Когда я подала ему льняную салфетку и прибор, он накрыл мою руку своей и задержал на долю секунды дольше, чем это было нужно. Я быстро отвернулась и торопливо наполнила его тарелку горами еды: бисквитами с мясной подливой, яйцами с сыром, жареной картошкой с луком и перцем, толстыми ломтями жареного бекона, печеными яблоками с маслом и корицей, а потом вручила кружку с горячим бабушкиным шоколадом со взбитыми сливками, шоколадным соусом, шоколадной крошкой, мятным стебельком и вишенкой сверху.
Потом я положила себе всего понемножку и села напротив Рена. Он попробовал по кусочку каждого блюда, взялся за какао.
– Это традиционный завтрак в вашей семье?
– Да, – ответила я. – Каждый год бабушка в сочельник ложилась спать пораньше. Зато наутро она вставала ни свет ни заря и начинала священнодействовать. Она пекла свои знаменитые домашние бисквиты. Я обычно просыпалась сразу после нее, вставала к плите и помешивала подливу, а бабушка занималась картошкой и луком. О, а бабушкин шоколад всегда был особым блюдом, требующим совместных усилий. Я сыпала в него шоколадную стружку, папа втыкал веточку мяты, мама бросала вишенки. А после завтрака мы вместе убирали со стола и открывали подарки.
– Когда ты в последний раз так завтракала?
– Когда родители были еще живы. Я готовила яйца и картошку, мама занималась бисквитами. Обычно за готовкой мы с ней говорили о бабушке. А вот моей приемной семье такой завтрак ни за что не понравился бы! Сам видишь, сколько тут калорий! Правда, они тоже пьют шоколад на Рождество, но только диетический, с пониженным содержанием сахара и категорически без взбитых сливок!
Рен взял меня за руку.
– Очень важно поддерживать семейные традиции. Это помогает помнить, кто мы и откуда.
– А какой была твоя бабушка?
– Она умерла, когда я был маленьким, но с нами осталась ее сестра. Она во многом заменила нам бабушку.
– Привет, Келлс, где мой завтрак? – Кишан вбежал на кухню, смачно чмокнул меня в макушку и схватил тарелку.
Рен выпустил мою руку, отстранился и посмотрел мне в глаза.
– Ее звали Саачи.
Я шумно охнула.
– Д-да?
Кишан посмотрел на меня, потом на Рена, громко откашлялся.
– Келлс, я же умру, если чего-нибудь не съем! Будь лапочкой, положи мне всего-всего и побольше!
Я резко встала, подошла к стойке и начала рассеянно накладывать еду на тарелку Кишана.
Остаток завтрака прошел в неловком молчании, а потом настало время отправляться в путь. Я надела на руку Фаниндру, забралась в маленькую моторку. Кишан, как по зеркалу, промчал нас по Тихому океану и спрыгнул на берег, засыпанный хрустящей под ногами черной лавой. Рен вытащил лодку на берег, а следом и я ступила на остров Баррен.